— У нас была Машенька Васильева, просила меня съездить с нею выбрать ей платье, и пока я одевалась, они (то есть брат мой и эта девица) посидели за чаем, и брат говорит: «Вот
прекрасная девушка! Что там еще много выбирать — жените меня на ней!»
— Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть
прекрасною девушкой, из которой выйдет прекрасная жена. Ты, верно, забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева — все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных родителей.
Неточные совпадения
— Да, а ты что же имеешь против Машеньки? — она именно такая и есть, как ты говоришь, —
девушка ясного ума, благородного характера и
прекрасного и верного сердца. Притом и он ей очень понравился.
— А я ничего, — говорит, — не боюсь, потому что я их обоих знаю, и знаю, что брат твой —
прекрасный человек и Маша — премилая
девушка, и они как дали слово заботиться о счастье друг друга, так это и исполнят.
Даже старик Панталеоне, который, прислонясь плечом к притолке двери и уткнув подбородок и рот в просторный галстух, слушал важно, с видом знатока, — даже тот любовался лицом
прекрасной девушки и дивился ему — а, кажется, должен был он к нему привыкнуть!
Неточные совпадения
Он знал это несомненно, как знают это всегда молодые люди, так называемые женихи, хотя никогда никому не решился бы сказать этого, и знал тоже и то, что, несмотря на то, что он хотел жениться, несмотря на то, что по всем данным эта весьма привлекательная
девушка должна была быть
прекрасною женой, он так же мало мог жениться на ней, даже еслиб он и не был влюблен в Кити Щербацкую, как улететь на небо.
В ней две
девушки, две Ассоль, перемешанных в замечательной
прекрасной неправильности.
— Это не совсем так, но очень умно.
Прекрасная память у тебя. И, конечно, ты прав:
девушки всегда забегают несколько вперед, воображая неизбежное. Ты успокоил меня. Я и Тимофей так дорожим отношениями, которые создались и все крепнут между нами…
— Ты не знаешь, Лиза, я хоть с ним давеча и поссорился, — если уж тебе пересказывали, — но, ей-Богу, я люблю его искренно и желаю ему тут удачи. Мы давеча помирились. Когда мы счастливы, мы так добры… Видишь, в нем много
прекрасных наклонностей… и гуманность есть… Зачатки по крайней мере… а у такой твердой и умной
девушки в руках, как Версилова, он совсем бы выровнялся и стал бы счастлив. Жаль, что некогда… да проедем вместе немного, я бы тебе сообщил кое-что…
Он взял со стола и мне подал. Это тоже была фотография, несравненно меньшего размера, в тоненьком, овальном, деревянном ободочке — лицо
девушки, худое и чахоточное и, при всем том,
прекрасное; задумчивое и в то же время до странности лишенное мысли. Черты правильные, выхоленного поколениями типа, но оставляющие болезненное впечатление: похоже было на то, что существом этим вдруг овладела какая-то неподвижная мысль, мучительная именно тем, что была ему не под силу.