Неточные совпадения
Светает. Горы снеговые
На небосклоне голубом
Зубцы подъемлют золотые;
Слилися с утренним лучом
Края волнистого тумана,
И на верху горы Шайтана
Огонь, стыдясь перед зарей,
Бледнеет — тихо приподнялся,
Как перед смертию больной,
Угрюмый князь с земли сырой.
Казалось, вспомнить он старался
Рассказ ужасный и желал
Себя уверить он, что спал;
Желал бы счесть он всё мечтою…
И по челу провел рукою;
Но грусть
жестокий властелин!
С чела не сгладил он морщин.
Она все в себя вбирает, и это все, пройдя сквозь неугасимые и
жестокие огни чистого творчества, выходит оттуда очищенное от всего случайного, «прошковатого» (производное от Прошки), выглаженное, вычищенное, неузнаваемое.
Неточные совпадения
Ахилла ничего этого не знал: он спокойно и безмятежно горел в
огне своего недуга на больничной койке. Лекарь, принявший дьякона в больницу, объявил, что у него
жестокий тиф, прямо начинающийся беспамятством и жаром, что такие тифы обязывают медика к предсказаниям самым печальным.
Старое,
жестокое и злое уходило прочь из города, оно таяло во тьме, скрытое ею, люди заметно становились добрее, и хотя по ночам в городе не было
огня, но и ночи были шумно-веселы, точно дни.
Тут же сидел на корточках чахоточный мастеровой, наклонившись к
огню впалой грудью; очевидно, беднягу била
жестокая лихорадка, и он напрасно протягивал над самым
огнем свои высохшие руки с скрюченными пальцами.
Три тысячи шестьсот приставников надзирали за работами, а над приставниками начальствовал Азария, сын Нафанов, человек
жестокий и деятельный, про которого сложился слух, что он никогда не спит, пожираемый
огнем внутренней неизлечимой болезни. Все же планы дворца и храма, рисунки колонн, давира и медного моря, чертежи окон, украшения стен и тронов созданы были зодчим Хирамом-Авием из Сидона, сыном медника из рода Нафалимова.
Был бенефис моего друга Антонио, музыкального клоуна. В тот день мы очень много пили. В этот сезон работала в цирке Зенида с ее львами. Вечер был необыкновенно удачный: смешной и веселый, и весь точно импровизация. Потом, когда публика уже разошлась, мы сидели с Антонио в моей уборной и пили какой-то очень
жестокий коньяк по его рекомендации.
Огни в цирке были уже потушены.