Неточные совпадения
— О, я горько ошибся!.. Я думал, безумный, что по крайней мере эти эполеты дадут мне право надеяться… Нет,
лучше бы мне век
остаться в этой презренной солдатской шинели, которой, может быть, я был обязан вашим вниманием…
И, может быть, я завтра умру!.. и не
останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие
лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
— История чисто кадетская, из которой, по-моему, Пилецкий вышел умно и благородно: все эти избалованные барчонки вызвали его в конференц-залу и предложили ему: или удалиться, или видеть, как они потребуют собственного своего удаления; тогда Пилецкий, вместо того, чтобы наказать их, как бы это сделал другой, объявил им: «Ну, господа,
оставайтесь лучше вы в лицее, а я уйду, как непригодный вам», — и в ту же ночь выехал из лицея навсегда!
«Поверь! — старуха продолжала, — // Людмилу мудрено сыскать; // Она далеко забежала; // Не нам с тобой ее достать. // Опасно разъезжать по свету; // Ты, право, будешь сам не рад. // Последуй моему совету, // Ступай тихохонько назад. // Под Киевом, в уединенье, // В своем наследственном селенье //
Останься лучше без забот: // От нас Людмила не уйдет».
Неточные совпадения
Во-первых, она сообразила, что городу без начальства ни на минуту
оставаться невозможно; во-вторых, нося фамилию Палеологовых, она видела в этом некоторое тайное указание; в-третьих, не мало предвещало ей
хорошего и то обстоятельство, что покойный муж ее, бывший винный пристав, однажды, за оскудением, исправлял где-то должность градоначальника.
― Вот так, вот это
лучше, ― говорила она, пожимая сильным движением его руку. ― Вот одно, одно, что нам
осталось.
Как будто всё, что было
хорошего во мне, всё спряталось, а
осталось одно самое гадкое.
Другая неприятность, расстроившая в первую минуту его
хорошее расположение духа, но над которою он после много смеялся, состояла в том, что из всей провизии, отпущенной Кити в таком изобилии, что, казалось, нельзя было ее доесть в неделю, ничего не
осталось.
Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения,
оставаться даже равнодушным — все было бы
лучше того, что он сделал! — его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.