При этих словах Кропотов очнулся; он посмотрел на друга с сожалением, будто
хотел сказать: зачем шлют тебя? Потом взял бумагу, которую писал, сложил ее бережно, перекрестился и, отдавая ее Полуектову, примолвил...
Не было ответа; но спрашивавший прочел его в тревожной душе своей. Дипломат смешался,
хотел сказать что-то слепцу, все еще сидевшему на одном месте, но, встретив также на лице его укор своей совести, спешил, схватя Владимира за руку, удалиться от доказчиков преступления, которое, думал он, только Богу известно было.
Однако ж дело не в том: через десять человек Великий Алексеевич посмотрел на меня своими быстрыми черными глазами, врезавшимися в моем сердце, как будто
хотел сказать: вот этот человек знал бы, как меня приветствовать!
Протопоп кропил путь святою водой; золото парчовых одежд начало переливаться; загорели, как жар, богатые царские шапки, и вот пред нами цари: один [Иоанн.] — шестнадцатилетний отрок, бледный, тщедушный, с безжизненным взором, сгорбившийся, едва смея дышать под тяжестью своей одежды и еще более своего сана; другой [Петр.] — десятилетнее дитя, живой, цветущий здоровьем, с величавою осанкою, с глазами полными огня, ума и нетерпения взирающий на народ, как будто
хотел сказать: мой народ!..
Откуда ни возьмись еврей, тряхнул своими пейсиками и, посмотрев сурово на мастеров, как бы
хотел сказать: «Вы, поляки, без моих денежек меньше, чем нуль!» Околдовал их этим взором так, что они безмолвно потупили свои в землю и униженно сняли с себя белые валяные шапки.
Да, да, я
хотел сказать, что многие во время оно смеялись над моею любовью к русскому языку и горячей преданностью к Великому Алексеевичу, которому, мимоходом сказать, — это случилось в Нейгаузене, именно двадцать третьего марта тысяча шестьсот девяносто седьмого года, при первом нашем с ним знакомстве, — предсказывал я будущую его славу.
Неточные совпадения
— Аль ты меня съесть
хочешь? —
сказал злой мальчик, передразнивая ее.
— Она
хочет защищать Гельмет, —
сказала Аделаида, — но в случае неудачи останется дома, чтобы принять и угостить победителя.
— Помните, господин полковник! —
сказал Паткуль. — Она
хотя и дальняя мне родственница, но все-таки родственница, и вы не иначе получите ее, как в церкви.
— И то правду
сказать, — перебил второй, — кабы мы с тобой не пришли на помощь, изъел бы его мальчишка зубами; вишь, и теперь скалит их, будто
хочет укусить. На, ешь, собака!
— То же самое
хотел я
сказать и теперь. Но прежде, нежели я решился погубить тебя, я послал к тебе старца Афиногена, этого мученика, положившего за Христа живот свой.
Она, — то есть баронесса,
хотел я
сказать, — до сего времени не любила Гальсдорфа; но в беде пригодится иногда и то, на что мы прежде и смотреть не
хотели.
Луиза
хотела еще что-то
сказать, но послышались шаги баронессы, преследовавшей свою жертву.
— Да! я виноват перед Тобою, Господи! —
сказал он и, пав на колена, пролил слезы благодарности перед Творцом своим за любовь к нему Луизы и ниспослание залога, примиряющего его с жизнию и надеждами,
хотя темными, но все-таки драгоценными.
Великий Алексеевич усмехнулся также, и через человек десяток, которых он был всех выше целою головою, — ты меня понимаешь, Грете! метафора и не метафора, как
хочешь — не одною головою на плечах,
хотел я
сказать, но головою Юпитера, из которой выступила Минерва.
Пастор придвинул к себе стул, взглянул сухо и сурово на Вульфа и
хотел с ним раскланяться; но этот подошел к нему, взял его за руку, дружески пожал ее еще раз и
сказал...
— Вот в первый раз приход
хочет быть умнее своего пастора! Я не глупее других; знаю, что делаю, —
сказал он с сердцем и, сидя на своем коньке, решил: быть брачному торжеству непременно через двадцать дней. Никакие обстоятельства не должны были этому помешать. — Только с тем уговором, — прибавил он, — чтобы цейгмейстер вступил в службу к Великому Алексеевичу, в случае осады русскими мариенбургского замка и, паче чаяния, сдачи оного неприятелю. — Обещано…
Стрельцы мои называли меня своим атаманом: это имя льстило мне некоторое время, но, узнав, что есть имя выше этого, я
хотел быть тем, чем выше не бывают на земле. Наслышась о золотых главах московских церквей, о белокаменных палатах престольного города, я требовал, чтобы меня свезли туда, а когда мне в этом отказали,
сказал: „Дайте мне вырасти; я заполоню Москву и сяду в ней набольшим; тогда велю казнить всех вас!..” Так-то своевольная душа моя с ранних лет просилась на беды!
Она мне кинула взгляд, исполненный любви и благодарности. Я привык к этим взглядам; но некогда они составляли мое блаженство. Княгиня усадила дочь за фортепьяно; все просили ее спеть что-нибудь, — я молчал и, пользуясь суматохой, отошел к окну с Верой, которая мне
хотела сказать что-то очень важное для нас обоих… Вышло — вздор…
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо
скажу: как
хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Слуга. Да хозяин
сказал, что не будет больше отпускать. Он, никак,
хотел идти сегодня жаловаться городничему.
Я
хотел давно об этом
сказать вам, но был, не помню, чем-то развлечен.
Слуга. Мы примем-с. Хозяин
сказал: коли не
хотите, то и не нужно.
«А что? ему, чай, холодно, — //
Сказал сурово Провушка, — // В железном-то тазу?» // И в руки взять ребеночка //
Хотел. Дитя заплакало. // А мать кричит: — Не тронь его! // Не видишь? Он катается! // Ну, ну! пошел! Колясочка // Ведь это у него!..