Неточные совпадения
За ужасными словами редукция и ликвидация [Редукция и ликвидация имений — изъятие у феодальной лифляндской аристократии правительством шведского
короля Карла XI перешедших в ее руки государственных земель.] последовало дело, и отчины, без всякого уважения давности и законности,
были отрезаны и отписаны на
короля.
Еще не забыта им
была депутация 1692 года [В 1692 г. лифляндское дворянство избрало комиссию в составе четырех человек для защиты интересов Лифляндии перед шведским
королем.
В эту комиссию входил Паткуль, он же написал прошение шведскому
королю об отмене редукции.], обступившая трон отца его просьбами, похожими на требования; не забыт еще
был смелый и красноречивый голос Паткуля.
Этим гениальным взором Паткуль
был уже отмщен за наследственные оскорбления двух шведских
королей.
— Вот так-то! — вскричал старик, всплеснув руками в знак одобрения. — Это лучше, чем смотреть друг на друга сентябрем. А знаете ли, друзья мои, все настоящие беды наши, не выключая и вашей размолвки, происходят оттого, что адрес, поданный лифляндцами блаженныя памяти
королю,
был худо сочинен.
— Да, точно! я вам это сейчас объясню. Если бы он написан
был как должно, то
есть, как я думал написать его,
король принял бы его милостиво. Вспомните, что его величество, не разобрав еще хорошенько адреса, поданного депутацией, потрепал Паткуля по плечу и сказал ему: «Вы говорите в пользу своего отечества, как истинный патриот; тем больше я вас уважаю».
Возьмите в соображение, что блаженныя памяти
король, наш милостивейший господин, приказал сделать эту экзекуцию через несколько времени, то
есть тогда, когда успели его величеству протолковать несообразности адреса, чего не мог он при слушании его понять.
Только один избранник осмелился простирать на нее свои виды: именно это
был цейгмейстер Вульф, дальний ей родственник, служивший некогда с отцом ее в одном корпусе и деливший с ним последний сухарь солдатский, верный его товарищ, водивший его к брачному алтарю и опустивший его в могилу; любимый пастором Гликом за благородство и твердость его характера, хотя беспрестанно сталкивался с ним в рассуждениях о твердости характера лифляндцев, о намерении посвятить Петру I переводы Квинта Курция и Науки мореходства и о скором просвещении России; храбрый, отважный воин, всегда готовый умереть за
короля своего и отечество; офицер, у которого честь
была не на конце языка, а в сердце и на конце шпаги.
Умрет — и вдова храброго шведского офицера не
будет забыта признательным
королем.
В 1702 г. она ездила в главную квартиру Карла XII в Курляндию с рядом дипломатических поручений от Августа.], известной своею красотой и властью над
королем польским Августом, могла
быть полезною для Лифляндии.
Не мне чета, Стефан Баторий [Баторий Стефан (1533–1586) — польский
король.] хотел улучшить их состояние, но принужден же
был согласиться оставить их, как они
есть, чтоб не
было им хуже!..
Кто знает, бароны и баронессы рассчитывали по-своему, а тот, кто выше не только их, но и
короля шведского, который щелкает по носам других корольков (здесь Фриц скинул шляпу и поднял с благоговением глаза к небу), тот, может
быть, рассчитал иначе.
Дюмон. О прекрасном паже
короля Рене [Рене Анжуйский (1408–1480) —
король Неаполя, Сицилии и граф Прованский. Двор
короля Рене
был средоточием искусства и поэзии своего времени.]? Помню, помню и готов исполнить желание ваше, только боюсь, чтобы меня не стал передразнивать Вадбольский, как он делал это некогда в Москве, в доме князя Черкасского.
Одно появление
короля в этом войске, одно имя Карла, победителя русских, датчан, немцев и поляков,
есть уже важное приращение сил лифляндской армии,
есть залог в ней драгоценный, который
будут защищать верные подданные любовью и восторгом, чувствами, теперь в ней уснувшими.
Вспомните, что голова моя, которую слишком дорого ценили два
короля шведских, не умел ценить польский и которой только один русский монарх положил настоящую цену, ни выше, ни ниже того, чего она стоит, что голова эта
была под плахою шведского палача и ей опять обречена местию Карла.
Провожаемый такими приветствиями, Адольф прискакал на четвертые сутки в Ригу; узнав, что Шлиппенбах находится в Пернове, отправился туда, передал ему от
короля бумаги, и, желая удивить своим нечаянным приездом баронессу и невесту, которая, по мнению его, должна
была умирать от нетерпения его видеть, полетел в Гельмет.
— Может
быть, в эту самую минуту, как я с вами говорю, новый польский
король на коленах принимает венец из рук победителя. Каково, meine Kindchen! [Ребятушки! (нем.)] Надобно ожидать еще великих происшествий. Кто знает? Сегодня в Варшаве, завтра в Москве; сегодня Августа долой; завтра, может
быть, ждет та же участь Алексеевича.
— Вот я это люблю, meine Kindchen! Спорьте всегда в любви и преданности к
королю своему. Продолжайте, господа, анатомировать Паткуля, который нам многим сделал глубокие операции; но между тем не забудьте, маменька, что для нас, солдат,
есть лагерные часы обедать,
выпить рюмку и спать. За кем далее черед? Да, что скажет нам почтеннейший мариенбургский патриарх?
Неточные совпадения
Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали на шерамыжку и как один раз
было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого
короля?
Мастерски
пел он гривуазные [Легкомысленные, нескромные (от франц. grivois).] песенки и уверял, что этим песням научил его граф Дартуа (впоследствии французский
король Карл X) во время пребывания в Риге.
Одна
была фантазия
Король Лир в степи, другая
был квартет, посвященный памяти Баха.
— Приобретение нечестным путем, хитростью, — сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным, — так, как приобретение банкирских контор, — продолжал он. — Это зло, приобретение громадных состояний без труда, как это
было при откупах, только переменило форму. Le roi est mort, vive le roi! [
Король умер, да здравствует
король!] Только что успели уничтожить откупа, как явились желевные дороги, банки: тоже нажива без труда.
― То
есть почему же тут Корделия? ― робко спросил Левин, совершенно забыв, что фантазия изображала
короля Лира в степи.