Неточные совпадения
Но цыганка изнемогла: жестокость ударов, нанесенных ей в такое короткое время, беспрерывная душевная тревога,
страх за дочь, ночи без сна на
холоде, дни без пищи, проклятие дочери, мысль, что погубила ее, открыв, что она, цыганка, ее мать, помутили тут же ее рассудок.
Артемий Петрович вошел. Если б он видел, какой взгляд на него бросили! Это был целый гимн любви. Чего в нем не было? моление, упование,
страх, покорность, любовь земная, судорожная, кипящая, и любовь неба с его глубокою беспредельностью, с его таинственным раем. Но другой взгляд… о! он пронизал бы вас насквозь
холодом смерти. Артемий Петрович вошел и не удостоил взглянуть на нее, преданный ли своей новой любви к жене, или делу друзей и отчизны.
Старик тяжело поднялся со стула и, нетвердо ступая босыми ногами, согнувшись, ушел из комнаты. Фома посмотрел вслед отцу, колющий
холод страха сжал его сердце. Наскоро умывшись, он спешно пошел в сад.
Неточные совпадения
— А весь этот шум подняли марксисты. Они нагнали
страха, они! Эдакий… очень холодный ветер подул, и все почувствовали себя легко одетыми. Вот и я — тоже. Хотя жирок у меня — есть, но
холод — тревожит все-таки. Жду, — сказал он, исчезая.
Да, курносенькие прячутся, дрожат от
холода, а может быть, от
страха в каменных колодцах дворов; а на окраинах города, вероятно, уже читают воззвание Гапона:
Но все стихло. Лодка поворотила и стала огибать выдавшийся берег. Вдруг гребцы опустили весла и недвижно уставили очи. Остановился и пан Данило:
страх и
холод прорезался в козацкие жилы.
Усталый, с
холодом в душе, я вернулся в комнату и стал на колени в своей кровати, чтобы сказать обычные молитвы. Говорил я их неохотно, машинально и наскоро… В середине одной из молитв в усталом мозгу отчетливо, ясно, точно кто шепнул в ухо, стала совершенно посторонняя фраза: «бог…» Кончалась она обычным детским ругательством, каким обыкновенно мы обменивались с братом, когда бывали чем-нибудь недовольны. Я вздрогнул от
страха. Очевидно, я теперь пропащий мальчишка. Обругал бога…
— Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые — они ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от
страха, от радости, от бешеного гнева, от
холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, — мы хотим…