Неточные совпадения
Взгляд любви на
девушку, поклон баронессе Эренштейн (так звали владетельницу бедного замка), мокрую шляпу и большие рукавицы с раструбами в ноги к своей любезной, рог с плеч долой, и начал расстегивать лосиную броню, ограждавшую грудь
его.
— Молитвами богородицы и спасся я от купанья… Когда бы не ваш приказ скакать сюда, лишь провожу молодого господина, да… (тут
он умильно взглянул на
девушку), да не усердие обрадовать весточкою о
нем, так ночевал бы в последней деревне. А дождь, дождь так и лил, как из кадушки.
Тут
он поклонился, взглянув очень умильно на
девушку. Покраснев, как пунцовый мак, она что-то пошарила около себя и вышла будто за тем, чего не нашла.
В Липецке, говорил
он, одна
девушка от любви к
нему утопилась, а жену содержателя книгопечатни, красавицу в полном смысле,
он было похитил, как бык Европу.
— И, вероятно, ошиблись, — перебил Антон, покраснев, как молодая
девушка. — Слышно, здесь запирают женщин и для мужчины невозможна победа, каким бы ни обладал
он даром обольщения.
— Но
девушки здешние?
Они, конечно, не имеют случая видеться с мужчинами.
— Ты, может быть, удивляешься, — сказал Аристотель, — что мой Андреа не чужой здесь, в доме. Прибавлю, спальня
девушки и божница [образная.] хозяина
ему равно доступны. Иностранцу? Латынщику? — заметишь ты, имев уж случай испытать отвращение, которое питают русские ко всем иноверцам. Нет, сын мой, сын итальянца, ревностного католика, не иностранец в Московии,
он настоящий русский,
он окрещен в русскую веру. И это по собственному моему желанию, без всякого принуждения какой-либо власти.
Такое близкое соседство с прекрасною
девушкою, которой слова маленького учителя и друга и воображение придавали все наружные и душевные совершенства, ее заключение, таинственность, ее окружающая, и трудность увидеть ее — все это возбудило в сердце Антона новое для
него чувство.
Если и поминал когда об Анастасии, так это для шутки; самый стук шагов над собою прекрасной
девушки приучился
он хладнокровно слушать, как приучаются к однообразному стуку часового маятника.
— Достань, боярин, на молодой месяц две молодые лягушки разных полов, держи
их вместе, где рассудишь, три дня и три ночи, днем под лучом солнца, ночью под лучом месяца; потом зарой
их живых вместе в полночь, когда совершится полнолуние, в лесу, в муравейник, а на другую полночь вынь из лягушки мужеска пола крючок, что у ней под сердцем, а лягушку женского пола оставь в муравейнике; этим крючком вели сыну своему задеть
девушку, имярек…
Наконец
он слышит над собой шаги… шаги
девушки, и, как сказывали
ему, прекрасной, милой, доброй.
Вместе с
его сердцем разберите сердце
девушки, воспитанной в семейном заточении, не выходившей из кельи своей светлицы и за ограду своего сада и вдруг влюбленной; прибавьте к тому, что она каждый день видит предмет своей любви; прибавьте заклятие отца и мысль, что она очарована, что она, земная, не имеет возможности противиться сверхъестественным силам, которых не отогнала даже святыня самой усердной, самой пламенной молитвы.
Недаром слывут наши пословицы золотыми. Одну из
них очень кстати применить к сердечному состоянию наших влюбленных: «
Девушка в терему что запрещенный плод в раю». Можно бы и так сказать: «Что под деревом с запрещенным плодом в раю».
В наше время хорошее воспитание, где
оно есть, уроки матери и наставницы, избранное чтение, изучение с малолетства закона божия с нравственным применением к жизни, связи общественные — все это остерегает заранее сердце
девушки от подводных камней, мимо которых
оно должно плыть, приучает ум ее быть всегда на страже против обольщений и различать ложь от истины, пагубное от полезного.
По врожденной
девушке стыдливости и потому, что это противно было русским обычаям, она никогда не позволяла
ему целовать свою руку; теперь только слегка отдернула ее, встала, посмотрела, нет ли кого у дверей в сенях, и, когда уверилась, что никто не может слышать ее беседы с Андрюшей, просила подтвердить ей, любит ли
он лекаря.
Самые препятствия, самая странность любви немца к русской
девушке разжигали еще более любовь
его.
Он бранил себя, проклинал, зачем послушался двух детей, воспользовался слабостью неопытной
девушки и взял от нее дар, который мог бы погубить ее навеки.
«Время, — думал
он, — разум, невозможность видеться победят сердечную тревогу, может быть, прихоть
девушки, заключенной в четырех стенах.
Мысль быть вечною подругою
его если и приходила ей в голову, пугала ее самое:
девушка, воспитанная в строгом православии, могла ли соединить судьбу свою в доме божием с поганым немцем?
Девушки-подруги говорили ей (знать, слыхали от матерей), можно полюбить суженого-ряженого, и то когда увидишь
его несколько раз, можно полюбить мужа, когда поживешь с
ним годок, два.
— Ты разве видала
его? — спросила влюбленная
девушка дрожащим, замирающим голосом, оставив свою работу.
Может быть,
он сжалится над несчастною
девушкой и избавит ее от несносной скорби, как избавил Селинову.
Долго колебалась она рассказать
ему про очарование Анастасии, но мысль об измене и насмешках Хабара, мысль, что
он скоро приедет и будет опять у Гаиды, радостной, торжествующей надо всем, преодолели сожаление, которое пробудили в ней и совесть, и приязнь влюбленной
девушки.
—
Он… мамушка… Посмотри, не братец ли приехал… — отвечала испуганная
девушка, бросаясь от окна. Она не знала, что сказать; мысль, что своим восклицанием могла возбудить подозрение в изобретательном уме мамки, совершенно ее смутила.
Антон видит бездну, над которою судьба поставила неопытную
девушку и
его самого; зашли слишком далеко, чтобы воротиться, и —
он дает обет принять русскую веру.
Антон стоял как вкопанный на одном месте, будто ошибло
его громом. «Подруга? поэтому честь
девушки в залоге у третьего лица», — думал
он и подтвердил в душе своей роковой обет.
«И вот наконец, — говорил
он сам с собою, — позор
девушки, по моей милости, ходит из уст в уста; о
нем звонит уж в набат этот мерзавец! Верно, проговорилась подруга! Где ж уверенность спасти ее вовремя от стрел молвы? Где ж благородство, польза жертвы? Одно мне осталось — броситься к ногам великого князя, признаться
ему во всем и молить
его быть моим спасителем и благодетелем. Скорее и сейчас же.
Он намекал мне так благосклонно о невесте,
он будет моим сватом».
Антон был счастлив:
он спас честь любимой
девушки;
он будет обладать ею. Едва верил счастию своему. Исполняя волю Образца и еще более собственного сердца, решился
он переехать завтра ж к Аристотелю, а от
него на другой двор, какой
ему назначат. Ныне ж мог еще ночевать под одною кровлею с Анастасией. Смеркалось уж, когда
он, простясь с своим благодетелем и сватом, вышел из двора
его. Было идти далеко. Лошади не прислал Курицын, как обещал.
Он спешил.
Неточные совпадения
Легко вздохнули странники: //
Им после дворни ноющей // Красива показалася // Здоровая, поющая // Толпа жнецов и жниц, — // Все дело девки красили // (Толпа без красных
девушек, // Что рожь без васильков).
Он видел, что старик повар улыбался, любуясь ею и слушая ее неумелые, невозможные приказания; видел, что Агафья Михайловна задумчиво и ласково покачивала головой на новые распоряжения молодой барыни в кладовой, видел, что Кити была необыкновенно мила, когда она, смеясь и плача, приходила к
нему объявить, что
девушка Маша привыкла считать ее барышней и оттого ее никто не слушает.
— Только я не знаю, — вступилась княгиня-мать за свое материнское наблюдение за дочерью, — какое же твое прошедшее могло
его беспокоить? Что Вронский ухаживал за тобой? Это бывает с каждою
девушкой.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на
него Свияжского есть только
его ни на чем не основанное предположение, и потому
он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души
ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой
девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил
он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть,
девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.