Неточные совпадения
И он, находивший веселие сердца в сверкающих переливах драгоценных камней, в аромате египетских благовонных смол, в нежном прикосновении легких тканей, в сладостной музыке, в тонком вкусе красного искристого вина, играющего в чеканном нинуанском потире, — он любил также гладить суровые гривы
львов, бархатные спины черных пантер и нежные
лапы молодых пятнистых леопардов, любил слушать рев диких зверей, видеть их сильные и прекрасные движения и ощущать горячий запах их хищного дыхания.
Тогда она, не выпуская из
левой лапы своей добычи, правой на бегу стала хвататься за все, что попадалось по дороге: за стебли зимующих растений, и сухую траву, и прочее.
У капитана были и перчатки черные, из которых правую, еще не надеванную, он держал в руке, а левая, туго напяленная и не застегнувшаяся, до половины прикрывала его мясистую
левую лапу, в которой он держал совершенно новую, глянцевитую и, наверно, в первый еще раз служившую круглую шляпу.
Действительно, наискось и поперек следа преследуемого нами тигра шел еще другой такой же след. Предательская хромота на
левую лапу выдала тигра с головою. Стало ясно, что, выведенный из терпения настойчивыми преследованиями, он решил сам перейти в наступление. Для этого он сделал большую петлю и, перейдя свой след дважды, решил где-нибудь устроить засаду. Дело становилось серьезным. Мы удвоили внимание и пошли еще медленнее. Метров через пятьсот тигр пересек свой след в третий раз.
Неточные совпадения
Тогда, на площади Петровой, // Где дом в углу вознесся новый, // Где над возвышенным крыльцом // С подъятой
лапой, как живые, // Стоят два
льва сторожевые, // На звере мраморном верхом, // Без шляпы, руки сжав крестом, // Сидел недвижный, страшно бледный // Евгений.
На крыльце // С подъятой
лапой, как живые, // Стояли
львы сторожевые, // И прямо в темной вышине // Над огражденною скалою // Кумир с простертою рукою // Сидел на бронзовом коне.
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке; в величавой неподвижности, словно
львы, стояли широкозадые рысаки с волнистыми хвостами и косматыми
лапами, серые в яблоках, вороные, гнедые.
… В Люцерне есть удивительный памятник; он сделан Торвальдсеном в дикой скале. В впадине лежит умирающий
лев; он ранен насмерть, кровь струится из раны, в которой торчит обломок стрелы; он положил молодецкую голову на
лапу, он стонет; его взор выражает нестерпимую боль; кругом пусто, внизу пруд; все это задвинуто горами, деревьями, зеленью; прохожие идут, не догадываясь, что тут умирает царственный зверь.
Я ее сейчас из силка вынул, воткнул ее мордою и передними
лапами в голенище, в сапог, чтобы она не царапалась, а задние лапки вместе с хвостом забрал в
левую руку, в рукавицу, а в правую кнут со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.