«Вот их сто человек в нашей роте. И каждый из них — человек с мыслями,
с чувствами, со своим особенным характером, с житейским опытом, с личными привязанностями и антипатиями. Знаю ли я что-нибудь о них? Нет — ничего, кроме их физиономий. Вот они с правого фланга: Солтыс, Рябошапка, Веденеев, Егоров, Яшишин… Серые, однообразные лица. Что я сделал, чтобы прикоснуться душой к их душам, своим Я к ихнему Я? — Ничего».
Неточные совпадения
Едва он отошел, Раиса сказала
с напускным
чувством...
Ромашов, до сих пор не приучившийся справляться со своим молодым сном, по обыкновению опоздал на утренние занятия и
с неприятным
чувством стыда и тревоги подходил к плацу, на котором училась его рота. В этих знакомых ему
чувствах всегда было много унизительного для молодого офицера, а ротный командир, капитан Слива, умел делать их еще более острыми и обидными.
Ромашову очень хотелось ехать вместе
с Шурочкой, но так как Михин всегда был ему приятен и так как чистые, ясные глаза этого славного мальчика глядели
с умоляющим выражением, а также и потому, что душа Ромашова была в эту минуту вся наполнена большим радостным
чувством, — он не мог отказать и согласился.
— Вы сами видели,
с каким
чувством симпатии мы к вам относились, то есть я и Александра Петровна. И если я теперь вынужден… Ах, да вы сами знаете, что в этом паршивом городишке нет ничего страшнее сплетни!
Тайный, внутренний инстинкт привел его на то место, где он разошелся сегодня
с Николаевым. Ромашов в это время думал о самоубийстве, но думал без решимости и без страха,
с каким-то скрытым, приятно-самолюбивым
чувством. Обычная, неугомонная фантазия растворила весь ужас этой мысли, украсив и расцветив ее яркими картинами.
Эта бессонная лихорадочная ночь,
чувство одиночества, ровный, матовый, неживой свет луны, чернеющая глубина выемки под ногами, и рядом
с ним молчаливый, обезумевший от побоев солдат — все, все представилось ему каким-то нелепым, мучительным сновидением, вроде тех снов, которые, должно быть, будут сниться людям в самые последние дни мира.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет
с каждым мгновением. В голове у него сделалось знакомое
чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он увидел, что Бек-Агамалов, не сводя глаз
с женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
Он дунул сверху в стекло. Пугливый синий огонек умер, и сразу в комнате стало темно и тихо, и тотчас же торопливо и громко застучал на столе не замечаемый до сих пор будильник. Ромашов сел рядом
с Александрой Петровной, сгорбившись и не глядя в ее сторону. Странное
чувство боязни, волнения и какого-то замирания в сердце овладело им и мешало ему говорить...
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница — жалкая тварь. (
С чувством.) Невежда без души — зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление. Между тем, что он делает, и тем, для чего он делает, никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить…
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно
с моим внутренним
чувством, которого я изъяснить не могла. Я теперь живо чувствую и достоинство честного человека и его должность.
Одно привычное
чувство влекло его к тому, чтобы снять
с себя и на нее перенести вину; другое
чувство, более сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое
чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже
с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и всю его партию, и это
чувство ненависти сообщилось всей партии и вызвало отпор такого же, хотя и более приличного озлобления
с другой стороны. Поднялись крики, и на минуту всё смешалось, так что губернский предводитель должен был просить о порядке.