Неточные совпадения
— Так! так!.. Браво!.. Превосходно!..
Слушайте,
слушайте! — одобрительно пробежало из уст в уста по толпе состольников — и несколько смущенная доселе физиономия
оратора облегчительно прояснилась.
А если кому из этих
ораторов и удавалось на несколько мгновений овладеть вниманием близстоящей кучки, то вдруг на скамью карабкался другой, перебивал говорящего, требовал слова не ему, а себе или вступал с предшественником в горячую полемику; слушатели подымали новый крик, новые споры,
ораторы снова требовали внимания, снова взывали надседающимся до хрипоты голосом, жестикулировали, убеждали;
ораторов не
слушали, и они, махнув рукой, после всех усилий, покидали импровизованную трибуну, чтоб уступить место другим или снова появиться самим же через минуту, и увы! — все это было совершенно тщетно.
На лестнице то появлялись, то исчезали фигуры студентов: несколько
ораторов сменяли один другого; толпа то
слушала, то шумела среди всеобщих совещаний.
Неточные совпадения
Его все
слушали внимательно, а Дронов — жадно приоткрыв рот и не мигая — смотрел в неясное лицо
оратора с таким напряжением, как будто ждал, что вот сейчас будет сказано нечто, навсегда решающее все вопросы.
А Дунаев
слушал, подставив ухо на голос
оратора так, как будто Маракуев стоял очень далеко от него; он сидел на диване, свободно развалясь, положив руку на широкое плечо угрюмого соседа своего, Вараксина. Клим отметил, что они часто и даже в самых пламенных местах речей Маракуева перешептываются, аскетическое лицо слесаря сурово морщится, он сердито шевелит усами; кривоносый Фомин шипит на них, толкает Вараксина локтем, коленом, а Дунаев, усмехаясь, подмигивает Фомину веселым глазом.
Маленькая лекция по философии угрожала разрастись в солидную, Самгину стало скучно
слушать и несколько неприятно следить за игрой лица
оратора. Он обратил внимание свое на женщин, их было десятка полтора, и все они как бы застыли, очарованные голосом и многозначительной улыбочкой красноречивого Платона.
Люди
слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел открыв рот, и в светлых глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица
оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Должно быть, потому, что он говорил долго, у русского народа не хватило терпения
слушать, тысячеустое ура заглушило зычную речь,
оратор повернулся к великому народу спиной и красным затылком.