Неточные совпадения
— Да ведь это по нашему, по мужицкому разуму — все одно выходит, — возражали мужики с плутоватыми ухмылками. — Опять же видимое дело —
не взыщите, ваше благородие, на слове, а только как есть вы баре, так барскую руку и тянете, коли
говорите, что земля по закону господская. Этому никак нельзя быть, и никак мы тому верить
не можем, потому — земля завсягды земская была, значит, она мирская, а вы шутите: господская!
Стало быть, можем ли мы верить?
— Какое! и слушать ничего
не хочет, и
не верит. Ведь он, —
говорю вам, бог для них. Совсем забрал в руки девочку, так что в последнее время со мною даже гораздо холоднее
стала, а уж на что были друзьями.
— Ну, я хоть и мал да крепок, — возразил он весьма внушительным тоном, — и меня застращивать да запугивать нечего! Расправа, о которой вы
говорите, будет для господина Подвиляньского пожалуй что поубыточнее, чем для меня! Но… я, во всяком случае, извиняться
не стану, и сколь ни находит это глупым господин Полояров, предпочитаю дуэль и принимаю ваш вызов.
— А, когда так, — так хорошо же! — взвизгнула Анна Петровна, заливаясь гневными слезами. — Это деспотизм… это насилие… это самодурство, наконец!.. Этого я выносить
не стану!.. я
не в силах больше!.. Терпение мое лопнуло, так и я
не хочу,
не хочу,
не хочу больше! — возвышала она голос. — Слышите ли,
не хочу,
говорю я вам!.. После этого между нами все кончено! Прощайте, Петр Петрович!
— Ге-ге! Куда хватили! — ухмыльнулся обличитель. — А позвольте спросить, за что же вы это к суду потянете? Что же вы на суде говорить-то
станете? — что вот, меня, мол, господин Полояров изобразил в своем сочинении? Это, что ли? А суд вас спросит:
стало быть, вы признали самого себя? Ну, с чем вас и поздравляю! Ведь нынче, батюшка,
не те времена-с; нынче гласность! газеты! — втемную, значит, нельзя сыграть! Почему вы тут признаете себя? Разве Низкохлебов то же самое, что Верхохлебов.
— Опять маленькое резонерство! — подхватил Хвалынцев. — Это
говорит голова или, пожалуй, сознание долга, но никак
не сердце. Такого нестоящего человека как ни люби, а наконец все-таки
станешь к нему равнодушною. Тогда что?
— Что
не вздор? А потрудитесь сами догадаться, — ответил Ардальон и, без церемонии повернувшись к студенту спиной,
стал опять разглагольствовать: — И ничего этого
не нужно!.. Матрикулы… Вы
говорите матрикулы?.. И матрикулы вздор! А надо показать, что мы сила, что с нами нельзя шутить безнаказанно… Действовать надо!
— Э! дурак был…
не умел воспользоваться! — с досадой сорвалось у него с языка, и студент заметил, как лицо его передернула какая-то скверная гримаска досадливого сожаления о чем-то. Но Ардальон вдруг спохватился. — То есть вот видите ли, —
стал он поправляться в прежнем рисующемся тоне, — все бы это я мог легко иметь, — капитал, целый капитал,
говорю вам, — потому все это было мое, по праву, но… я сам добровольно от всего отказался.
— Послушай, Полояров, это, наконец, из рук вон! — запальчиво обратилась к нему Лидинька (с приездом в Петербург она очень прогрессировалась и,
не стесняясь никем и ничем, «по принципу»
говорила Полоярову с Анцыфровым прямо «ты»). — Это черт знает что! С какой
стати ты водишься с этим господином?
Высокий рост, необыкновенно соразмерная, гармоническая стройность; упругость и гибкость всех членов и сильного
стана; лицо, полное игры и жизни, с таким румянцем и таким цветом, который явно
говорил, что в этом организме много сил, много крови и что организм этот создан
не севером, а развился под более благодатным солнцем: блестящие карие глаза под энергически очерченными бровями и совершенно пепельные, роскошные волосы — все это, в соединении с необыкновенно симпатичной улыбкой и чисто славянским типом лица, делало эту женщину
не то что красавицей, но лучше, поразительнее красавицы: оно отличало ее чем-то особым и
говорило про фанатическую энергию характера, про физическую мощь и в то же время — сколь ни редко такое сочетание — про тонкую и старую аристократическую породу.
То же было и с Татьяной, задавшись раз исканием дела, она
не покинула своей задачи; напротив, с наплывом этого тихого мира и покоя душевного, в ней
стала все громче и сильнее
говорить потребность какого-нибудь живого, плодотворного дела.
Стал Малгоржан
говорить ей, что хотя ее супруг, быть может, и очень почтенный по-своему человек, но что он, во всяком случае, человек ретроградный и «
не понимает» своей супруги, и даже
не может понимать ее — и Сусанна Ивановна вдруг
стала замечать, что и в самом деле
не понимает и понять
не может, что он только спит да ест, да со старостой об овсах толкует.
— Скажите же наконец прямо! — нервно перебила его Нюточка. — Ведь от всех этих изворотов вы в моих глазах ни на волос
не станете лучше!
Говорите прямо!
— А я бы на твоем месте и непременно женился бы! И чем скорее, тем лучше! — резонерским тоном заговорил пан грабя. — Если действительно, как ты
говоришь, из нее веревки вить можно, да еще если к тому же эта добродетель ни в чем отказывать
не умеет, а для тебя готова всем пожертвовать — я бы вот сию же минуту «к алтарю». К алтарю, сударыня, без всяких разговоров! И пусть себе Исайя ликует по-москéвську! Я тоже
стану ликовать с ним вместе!
— Мне это очень,
говорю, обидно было… Они притом же про меня даже печатать хотели… Мою гражданскую и литературную репутацию замарать, чтобы никуда моих
статей не принимали, а я человек бедный… я только моим честным трудом живу… Мне и есть после этого нечего было бы!
И если бы кто-нибудь вдруг возразил ему, что «послушай-ка, брат, Ардальон, ведь ты это все врешь и выдумываешь», то он
не на шутку оскорбился бы и горячо
стал бы вступаться за истину, ибо сам был теперь уже твердо убежден, что все это чистая истина, все это точно было, все это он
говорил и все это с ним делали.
В одном месте какой-то заслуженный, седой генерал, видя, что рвение толпы к помощи начинает ослабевать, а утомленные между тем выбиваются из последних сил, влез на пожарную трубу и,
не говоря ни слова, что было мочи
стал качать воду.
Не говорю уже о том, что любовь в них постоянно является как следствие колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда начинает с того, что бьет ее по белому телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я
говорить не стану; но позволю себе обратить ваше внимание на изящный образ юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Неточные совпадения
В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего города, как вдруг Бородавкина
не стало…"Всех расточил он, —
говорит по этому случаю летописец, — так, что даже попов для напутствия его
не оказалось.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь
стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и
стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а про что —
не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
А поелику навоз производить
стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"
Не то что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [О железных дорогах тогда и помину
не было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир
стал запивать, то и тут напился до безобразия.
Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.