Стали меня окликать: Федор, а Федор! А у меня духу нет ответить. Молчу. Полез старик на сеновал, ощупал меня. «Вставай, Федорушка! — говорит, да таково ласково. — Ты, спрашивает, спал ли?» — «Спал, говорю…» — «Ну, говорит, дитятко, вставай, запрягай коней; с проезжающим поедешь. Помнишь ли, в чем клялся?» — «Помню», — говорю. А у самого зубы-то щелкают, дрожь по
телу идет, холод. «Может, — говорит старик, — подошло твое время. Слушайся, что я прикажу. А пока — запрягай-ка проворней: проезжающие торопятся».
Ромашов слышал, как из его развороченного на куски
тела шел густой запах сырого мяса, точно от туш, которые выставляют при входе в мясные лавки.
Он был мокр, шея его была краснее, и глаза его блестели больше обыкновенного; широкие скулы вздрагивали; от белого, здорового
тела шел чуть заметный пар на утреннем свежем воздухе.
Хотя можно имя его произвесть от глагола льнуть, потому что линь, покрытый липкою слизью, льнет к рукам, но я решительно полагаю, что названье линя происходит от глагола линять: ибо пойманный линь даже в ведре с водою или кружке, особенно если ему тесно, сейчас полиняет и по всему его
телу пойдут большие темные пятна, да и вынутый прямо из воды имеет цвет двуличневый линючий.
— Смертью все смирилось, — продолжал Пантелей. — Мир да покой и вечное поминание!.. Смерть все мирит… Когда Господь повелит грешному
телу идти в гробную тесноту, лежать в холодке, в темном уголке, под дерновым одеялом, а вольную душеньку выпустит на свой Божий простор — престают тогда все счеты с людьми, что вживе остались… Смерть все кроет, Алексеюшка, все…
Неточные совпадения
Ходили по рукам полемические сочинения, в которых объяснялось, что горчица есть былие, выросшее из
тела девки-блудницы, прозванной за свое распутство горькою — оттого-де и
пошла в мир «горчица».
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время
послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! — Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково
тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
Вскрикнули, как водится, всплеснув руками: «Ах, боже мой!» —
послали за доктором, чтобы пустить кровь, но увидели, что прокурор был уже одно бездушное
тело.
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились,
шли как-то боком, грозили солдатам кулаками, в руках некоторых все еще трепетали белые платки;
тело толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее, бежали прочь, падали на землю и корчились, ползли, а многие ложились на снег в позах безнадежно неподвижных.
Она храпела, как лошадь, и вырывалась из его рук, а Иноков
шел сзади, фыркал, сморкался, вытирал подбородок платком. Соединясь все четверо в одно
тело, пошатываясь, шаркая ногами, они вышли за ограду. Самгин последовал за ними, но, заметив, что они спускаются вниз,
пошел вверх. Его догнал железный грохот, истерические выкрики: