Неточные совпадения
Вот
видят наши лозищане в одном месте, на берегу, народу видимо-невидимо, бегут со всех сторон, торопятся и толкаются так, как будто
человек — какое-нибудь бревно на проезжей дороге.
Пошли. А в кабаке стоит старый
человек, с седыми, как щетина, волосами, да и лицо тоже все в щетине. Видно сразу: как ни бреется, а борода все-таки из-под кожи лезет, как отава после хорошего дождя. Как
увидели наши приятели такого шероховатого
человека посреди гладких и аккуратных немцев, и показалось им в нем что-то знакомое. Дыма говорит тихонько...
Всем это понравилось, —
увидели, что
человек с самолюбием и находчивый. Немец потрепал Дыму по плечу, а хозяин принес опять четыре кружки на подносе.
Парусный корабль качался и рос, и когда поравнялся с ними, то Лозинский
увидел на нем веселых
людей, которые смеялись и кланялись и плыли себе дальше, как будто им не о чем думать и заботиться, и жизнь их будто всегда идет так же весело, как их корабль при попутном ветре…
Уже одно то, что он
видел это колыхающееся без конца море, эти корабли, этих странных, чужих
людей…
Но потом
увидел, что это не с одним Дымой; многие почтенные
люди и даже шведские и датские барышни, которые плыли в Америку наниматься в горничные и кухарки, так же висели на бортах, и с ними было все то же, что и с Дымой.
И в это время на корабле умер
человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей
видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец, в то время, когда корабль тихо шел в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной
человек умер.
А впереди
человек видит опять, как в воздухе, наперерез, с улицы в улицу летит уже другой поезд, а воздух весь изрезан храпом, стоном, лязганием и свистом машин.
— Ну, пожалуйста, не надо этого делать, — взмолился Берко, к имени которого теперь все приходилось прибавлять слово «мистер». — Мы уже скоро дойдем, уже совсем близко. А это они потому, что… как бы вам сказать… Им неприятно
видеть таких очень лохматых, таких шорстких, таких небритых
людей, как ваши милости. У меня есть тут поблизости цирюльник… Ну, он вас приведет в порядок за самую дешевую цену. Самый дешевый цирюльник в Нью-Йорке.
«Вот, — думал Матвей, — полетит это облако над землей, над морем, пронесется над Лозищами, заглянет в светлую воду Лозовой речки,
увидит лозищанские дома, и поле, и
людей, которые едут в поле и с поля, как бог велел, в пароконных телегах и с драбинами.
Поставил
человек лошадь к месту, кинул ей сена с воза или подвязал торбу с овсом, потом сунул кнут себе за пояс, с таким расчетом, чтобы
люди видели, что это не бродяга или нищий волочится на ногах по свету, а настоящий хозяин, со своей скотиной и телегой; потом вошел в избу и сел на лавку ожидать, когда освободится за столом место.
Одним словом, ходили всегда по свету с открытыми глазами, — знали себя, знали
людей, а потому от равных
видели радушие и уважение, от гордых сторонились, и если встречали от господ иногда какие-нибудь неприятности, то все-таки не часто.
— Фю-ю! На этот счет вы себе можете быть вполне спокойны. Это совсем не та история, что вы думаете. Здесь свобода: все равные, кто за себя платит деньги. И знаете, что я вам еще скажу? Вот вы простые
люди, а я вас больше почитаю… потому что я
вижу: вы в вашем месте были хозяева. Это же видно сразу. А этого шарлатана я, может быть, и держать не стал бы, если бы за него не платили от Тамани-холла. Ну, что мне за дело! У «босса» денег много, каждую неделю я свое получаю аккуратно.
— Да, — сказал он, вздохнув. — Вот вы
увидите сами. Вы еще молодой
человек, — прибавил он загадочно. — Ну, а наши молодые
люди уже все реформаторы или, еще хуже, — эпикурейцы… Джон, Джон! А поди сюда на минуту! — крикнул он сыну.
— Вот
видишь ли… Тут эти вот шестеро — агенты или, по-нашему, факторы Тамани-холла… Это,
видишь ли, такая, скажем, себе компания… Скоро выборы. И они хотят выбрать в мэры над городом своего
человека. И всех тогда назначат тоже своих… Ну, и тогда уже делают в городе что хотят…
— Ну, вот
видишь, — обрадовался Дыма. — Я им как раз говорил, что ты у нас самый сильный
человек не только в Лозищах, но и во всем уезде. А они говорят: ты не знаешь правильного боя.
— И чего бы, кажется, сердиться на приятеля… Разве я тут виноват… Если уже какой-нибудь поджарый Падди может повалить самого сильного
человека во всех Лозищах… Га! Это значит, такая уже в этой стороне во всем образованность… Тут сердиться нечего, ничего этим не поможешь, а видно надо как-нибудь и самим ухитряться… Индейский удар! Это у них,
видишь ли, называется индейским ударом…
— А!
Видела я за двадцать лет много честных девушек, которые через год, а то и меньше пропадали в этой проклятой стране… Сначала
человек как
человек: тихая, скромная, послушная, боится бога, работает и уважает старших. А потом… Смотришь, — начала задирать нос, потом обвешается лентами и тряпками, как ворона в павлиньих перьях, потом прибавляй ей жалованье, потом ей нужен отдых два раза в неделю… А потом уже барыня служи ей, а она хочет сидеть сложа руки…
— Я
вижу, что ты
человек разумный, — сказала барыня снисходительно, — и понимаешь это… То ли, сам скажи, у нас?.. Старый наш свет стоит себе спокойно…,
люди знают свое место… жид так жид, мужик так мужик, а барин так барин. Всякий смиренно понимает, кому что назначено от господа…
Люди живут и славят бога…
— Она, сударыня, круглая сирота… Грех ее обидеть. Барыня, перебирая спицы, кивнула головой. Между тем Джон, которому очень не понравилось все это, а также и обращение с ним Матвея, надел шляпу и пошел к двери, не говоря ни слова. Матвей
увидел, что этот неприятный молодой
человек готов уйти без него, и тоже заторопился. Наскоро попрощавшись с Анной и поцеловав у барыни руку, он кинулся к двери, но еще раз остановился.
Прежде всего,
человека в странной белой одежде
видели идущим на 4 avenue, [Проспект. (Ред.)] потом он долго шел пешком, под настилкой воздушной дороги, к Бруклинскому мосту.
Часа в четыре странного
человека видели опять у моста. Только что прошел мостовой поезд, локомотив делал поворот по кругу, с лестницы сходила целая толпа приехавших с той стороны американцев, — и они обратили внимание на странного
человека, который, стоя в середине этого людского потока, кричал: — Кто в бога верует, спасите!
Это был тот, что подходил к кустам, заглядывая на лежавшего лозищанина.
Человек без языка
увидел его первый, поднявшись с земли от холода, от сырости, от тоски, которая гнала его с места. Он остановился перед Ним, как вкопанный, невольно перекрестился и быстро побежал по дорожке, с лицом, бледным, как полотно, с испуганными сумасшедшими глазами… Может быть, ему было жалко, а может быть, также он боялся попасть в свидетели… Что он скажет, он,
человек без языка, без паспорта, судьям этой проклятой стороны?..
В это время его увидал сторож, который, зевая, потягивался под своим навесом. Он подивился на странную одежду огромного
человека, вспомнил, что как будто
видел его ночью около волчьей клетки, и потом с удивлением рассматривал огромные следы огромных сапог лозищанина на сырой песчаной дорожке…
Матвей думал, что далее он
увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он
увидел, что за музыкой идут — сначала рядами, а потом, как попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное на высокой платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток
людей двигались вместе с толпой…
Ему захотелось еще большего, ему захотелось, чтобы и его
увидели, чтобы узнали и его историю, чтобы эти
люди поняли, что и он их понимает, чтобы они оказали ему участие, которое он чувствует теперь к ним.
Она подозрительно покосилась даже на Анну, готовая
видеть в ней сообщницу страшного
человека, но открытый взгляд девушки рассеял ее опасение.
—
Видели ли вы, сэр, как этот незнакомец вздрогнул? — спросил молодой
человек, очевидно, заискивавший у судьи Дикинсона.
Судья Дикинсон подождал еще некоторое время, но,
видя, что полисмен не возвращается, решил, что
человек без намерений оказался на месте.
Глаза его с волнением
видели здесь следы прошлого. Вот за углом как будто мелькнула чья-то фигура. Вот она появляется из-за угла, ступая так тяжело, точно на ногах у нее пудовые гири, и
человек идет, с тоской оглядывая незнакомые дома, как две капли воды похожие друг на друга… «Все здесь такое же, — думал про себя Лозинский, — только… нет уже того
человека, который блуждал по этой улице два года назад, а есть другой…»
Перед отъездом из Нью-Йорка Матвей и Анна отправились на пристань — смотреть, как подходят корабли из Европы. И они
видели, как, рассекая грудью волны залива, подошел морской гигант и как его опять подвели к пристани и по мосткам шли десятки и сотни
людей, неся сюда и свое горе, и свои надежды, и ожидания…