Неточные совпадения
Я покорно пошел, размахивая ненужными, посторонними
руками. Глаз нельзя было поднять, все время шел в диком, перевернутом вниз головой мире: вот какие-то машины — фундаментом вверх, и антиподно приклеенные ногами к потолку люди, и еще ниже — скованное толстым
стеклом мостовой небо. Помню: обидней всего было, что последний раз в жизни я увидел это вот так, опрокинуто, не по-настоящему. Но глаз поднять было нельзя.
На углу — плотная кучка Иисус-Навинов стояла, влипши лбами в
стекло стены. Внутри на ослепительно белом столе уже лежал один. Виднелись из-под белого развернутые желтым углом босые подошвы, белые медики — нагнулись к изголовью, белая
рука — протянула
руке наполненный чем-то шприц.
Я чувствую еще, как он покачивается на воде, и понимаю — что надо ухватиться за поручень — и под
рукою холодное
стекло.
В какой-то прозрачной, напряженной точке — я сквозь свист ветра услышал сзади знакомые, вышлепывающие, как по лужам, шаги. На повороте оглянулся — среди опрокинуто несущихся, отраженных в тусклом
стекле мостовой туч — увидел S. Тотчас же у меня — посторонние, не в такт размахивающие
руки, и я громко рассказываю О — что завтра… да, завтра — первый полет «Интеграла», это будет нечто совершенно небывалое, чудесное, жуткое.
И вот — один. Ветер, серые, низкие — совсем над головой — сумерки. На мокром
стекле тротуара — очень глубоко — опрокинуты огни, стены, движущиеся вверх ногами фигуры. И невероятно тяжелый сверток в
руке — тянет меня вглубь, ко дну.
Неточные совпадения
Львов в домашнем сюртуке с поясом, в замшевых ботинках сидел на кресле и в pince-nez с синими
стеклами читал книгу, стоявшую на пюпитре, осторожно на отлете держа красивою
рукой до половины испеплившуюся сигару.
Смеркалось; на столе, блистая, // Шипел вечерний самовар, // Китайский чайник нагревая; // Под ним клубился легкий пар. // Разлитый Ольгиной
рукою, // По чашкам темною струею // Уже душистый чай бежал, // И сливки мальчик подавал; // Татьяна пред окном стояла, // На
стекла хладные дыша, // Задумавшись, моя душа, // Прелестным пальчиком писала // На отуманенном
стекле // Заветный вензель О да Е.
На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего
стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые
руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена.
Она прижалась щекой к
стеклу, закрыла глаза и тихо погладила зеркало
рукой там, где приходилось ее отражение.
Ее высокая дверь с мутным
стеклом вверху была обыкновенно заперта, но защелка замка слабо держалась в гнезде створок; надавленная
рукой, дверь отходила, натуживалась и раскрывалась.