Честолюбивые бояре, крамольники, буйные казаки — все, соединенные теперь
общим бедствием, скоро восстанут друг против друга и, как стая голодных псов, начнут терзать собственную свою родину.
Как бы ни были мало развиты люди, все же они не деревянные, и
общее бедствие способно пробудить в них такие струны, которые при обычном течении дел совсем перестают звучать.
Одно это сознание давало Серебряному возможность переносить жизнь, и он, проходя все обстоятельства своего прощания с Еленой, повторяя себе каждое ее слово, находил грустную отраду в мысли, что в самом деле было бы совестно радоваться в теперешнее время и что он не отчуждает себя от братий, но несет вместе с ними свою долю
общего бедствия.
Перебирал, одну за другой, все отрасли своего хозяйства: лес, скотный двор, хлеб, луга и проч., и на каждой созидал узорчатое здание фантастических притеснений, сопровождаемых самыми сложными расчетами, куда входили и штрафы, и ростовщичество, и
общие бедствия, и приобретение ценных бумаг — словом сказать, целый запутанный мир праздных помещичьих идеалов.
Неточные совпадения
Дети, которые при рождении оказываются не обещающими быть твердыми в
бедствиях, умерщвляются; люди крайне престарелые и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы, но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в
общей экономии наличных сил города чувствуется излишек.
Для отвращения подобных
бедствий лет сорок или пятьдесят тому назад в
общем употреблении было одно средство: предварительно опалить кругом стога, лес, гумна и деревню.
Стоит людям только понять это: перестать заботиться о делах внешних и
общих, в которых они не свободны, а только одну сотую той энергии, которую они употребляют на внешние дела, употребить на то, в чем они свободны, на признание и исповедание той истины, которая стоит перед ними, на освобождение себя и людей от лжи и лицемерия, скрывавших истину, для того чтобы без усилий и борьбы тотчас же разрушился тот ложный строй жизни, который мучает людей и угрожает им еще худшими
бедствиями, и осуществилось бы то царство божие или хоть та первая ступень его, к которой уже готовы люди по своему сознанию.
Несколько лет уже продолжался
общий мир во всей Европе; торговля процветала, все народы казались спокойными, и Россия, забывая понемногу прошедшие
бедствия, начинала уже пользоваться плодами своих побед и неимоверных пожертвований; мы отдохнули, и русские полуфранцузы появились снова в обществах, снова начали бредить Парижем и добиваться почетного названия — обезьян вертлявого народа, который продолжал кричать по-прежнему, что мы варвары, а французы первая нация в свете; вероятно, потому, что русские сами сожгли Москву, а Париж остался целым.