Неточные совпадения
Из благородной гордости он не
хотел и думать: что
скажет князь, если узнает, что его сын опять принят в доме Ихменевых, и мысленно презирал все его нелепые подозрения.
Она несла в руках свою шляпку и, войдя, положила ее на фортепиано; потом подошла ко мне и молча протянула мне руку. Губы ее слегка пошевелились; она как будто
хотела мне что-то
сказать, какое-то приветствие, но ничего не
сказала.
У дверей она остановилась, еще раз взглянула на них,
хотела было еще что-то
сказать, но не могла и быстро вышла из комнаты. Я бросился вслед за нею, предчувствуя недоброе.
Я сама ему
сказала, сама, что не
хочу его ничем связывать.
— Батюшка… я ничего не
хочу! Так, сдуру
сказала; прости, коли в чем досадила, да только не кричи, — проговорила она, все больше и больше дрожа от страха.
Я рад, что ты пришел, и потому
хочу громко
сказать при тебе же, так, чтоб и другиеслышали, что весь этот вздор, все эти слезы, вздохи, несчастья мне наконец надоели.
— А я думала, ты уж не придешь, —
сказала она, подавая мне руку, —
хотела даже Мавру послать к тебе узнать; думала, не заболел ли опять?
Я прямо бы
сказал ему, что не
хочу, что я уж сам вырос и стал человеком, и теперь — кончено!
Я рассказал ей всю нашу историю: как ты бросила для меня свой дом, как мы жили одни, как мы теперь мучаемся, боимся всего и что теперь мы прибегаем к ней (я и от твоего имени говорил, Наташа), чтоб она сама взяла нашу сторону и прямо
сказала бы мачехе, что не
хочет идти за меня, что в этом все наше спасение и что нам более нечего ждать ниоткуда.
Мы решили, что завтра же она и
скажет мачехе, что не
хочет за меня, и что завтра же я должен все
сказать отцу и высказать твердо и смело.
Я понял, что вы сами не
хотели брака прежде окончания наших фамильных неприятностей; не
хотели нарушать согласия между Алешей и мною, потому что я никогда бы не простил ему его брака с вами; не
хотели тоже, чтоб
сказали про вас, что вы искали жениха-князя и связей с нашим домом.
— Как вы искренни, как вы честны! —
сказал князь, улыбаясь словам ее. — Вы даже не
хотите схитрить, чтоб
сказать простую вежливость. Но ваша искренность дороже всех этих поддельных вежливостей. Да! Я сознаю, что я долго, долго еще должен заслуживать любовь вашу!
— И мне тоже. Он как-то все так говорит… Устала я, голубчик. Знаешь что? Ступай и ты домой. А завтра приходи ко мне как можно пораньше от них. Да слушай еще: это не обидно было, когда я
сказала ему, что
хочу поскорее полюбить его?
— Ах, как бы я желала, чтоб он поскорее воротился! —
сказала она. — Целый вечер
хотел просидеть у меня, и тогда… Должно быть, важные дела, коль все бросил да уехал. Не знаешь ли, какие, Ваня? Не слыхал ли чего-нибудь?
— Нет, ступайте! —
сказала она, тотчас догадавшись, что я
хочу остаться. — Я спать
хочу; я сейчас засну.
— Это нехорошее платье, — проговорила она, почти задыхаясь от волнения. — Зачем вы
сказали, что это хорошее платье? Я не
хочу его носить, — вскричала она вдруг, вскочив с места. — Я его изорву. Я не просила ее рядить меня. Она меня нарядила сама, насильно. Я уж разорвала одно платье, разорву и это, разорву! Разорву! Разорву!..
— Вот видишь, Елена, вот видишь, какая ты гордая, —
сказал я, подходя к ней и садясь с ней на диван рядом. — Я с тобой поступаю, как мне велит мое сердце. Ты теперь одна, без родных, несчастная. Я тебе помочь
хочу. Так же бы и ты мне помогла, когда бы мне было худо. Но ты не
хочешь так рассудить, и вот тебе тяжело от меня самый простой подарок принять. Ты тотчас же
хочешь за него заплатить, заработать, как будто я Бубнова и тебя попрекаю. Если так, то это стыдно, Елена.
— Ну, —
сказала Мавра в раздумье, — значит, больно ее задело, когда уж перед тобой признаться не
хочет, что не был. Ну, молодец!
Вы бы мне прямо
сказали тогда: «А, хитрый человек, ты
хочешь убить меня, чтоб не платить мне денег, которые, ты предчувствуешь, присудят тебя мне заплатить, рано ли, поздно ли!
— Я сначала сама пошла и ему не
сказала. А он, как узнал, потом уж сам стал меня прогонять просить. Я стою на мосту, прошу у прохожих, а он ходит около моста, дожидается; и как увидит, что мне дали, так и бросится на меня и отнимет деньги, точно я утаить от него
хочу, не для него собираю.
Обижать я вас не
хочу, да и незачем, хоть уж потому только, что вы моими словами не обидитесь, что бы я вам ни
сказала.
И в среду, уезжая, ты тоже сделал несколько каких-то намеков на наше теперешнее положение,
сказал и о ней — не оскорбительно, напротив, но как-то не так, как бы я
хотел слышать от тебя, как-то слишком легко, как-то без любви, без такого уважения к ней…
Скажу тебе, что моим смехом я даже
хотел прикрыть мое горькое чувство.
— А! Так вы не
хотите понять с двух слов, —
сказала Наташа, — даже он, даже вот Алеша вас понял так же, как и я, а мы с ним не сговаривались, даже не видались! И ему тоже показалось, что вы играете с нами недостойную, оскорбительную игру, а он любит вас и верит в вас, как в божество. Вы не считали за нужное быть с ним поосторожнее, похитрее; рассчитывали, что он не догадается. Но у него чуткое, нежное, впечатлительное сердце, и ваши слова, ваш тон, как он говорит, у него остались на сердце…
— Он был раздражен, когда
сказал, что «поторопились», — ты увидишь сама, завтра же, на днях, он спохватится, и если он до того рассердился, что в самом деле не
захочет нашего брака, то я, клянусь тебе, его не послушаюсь.
«Я встала и не
хотела с ним говорить, — рассказывала Нелли, — я его очень боялась; он начал говорить про Бубнову, как она теперь сердится, что она уж не смеет меня теперь взять, и начал вас хвалить;
сказал, что он с вами большой друг и вас маленьким мальчиком знал.
— Сегодня, —
сказал я в нерешимости, — ну, брат, я сегодня вечером
хотел было зайти…
— Ах, Алеша, так что же! —
сказала она. — Неужели ж ты вправду
хочешь оставить это знакомство, чтоб меня успокоить. Ведь это по-детски. Во-первых, это невозможно, а во-вторых, ты просто будешь неблагороден перед Катей. Вы друзья; разве можно так грубо разрывать связи. Наконец, ты меня просто обижаешь, коли думаешь, что я так тебя ревную. Поезжай, немедленно поезжай, я прошу тебя! Да и отец твой успокоится.
— Ты все шутишь, Маслобоев. Я Александре Семеновне поклянусь, что на будущей неделе, ну хоть в пятницу, приду к вам обедать; а теперь, брат, я дал слово, или, лучше
сказать, мне просто надобно быть в одном месте. Лучше объясни мне: что ты
хотел сообщить?
— Князь! — вскричал Маслобоев, — этот князь, брат, такая шельма, такой плут… ну! Я, брат, вот что тебе
скажу: я хоть и сам плут, но из одного целомудрия не
захотел бы быть в его коже! Но довольно; молчок! Только это одно об нем и могу
сказать.
Я ведь, Ваня, только
хотел тебя насчет этого мошенника предуведомить, чтобы, так
сказать, оградить тебя от его влияния.
Она вздрогнула и схватила меня за руки, точно
хотела упросить, чтоб я не ехал, но не
сказала ни слова. Я решил расспросить ее подробно завтра.
Я
хотел только
сказать, что она меня уж слишком любит, так что уж из меры выходит, а от этого и мне и ей тяжело.
— С Наташей вы познакомитесь и не будете раскаиваться, —
сказал я. — Она вас сама очень
хочет узнать, и это нужно хоть для того только, чтоб ей знать, кому она передает Алешу. О деле же этом не тоскуйте очень. Время и без ваших забот решит. Ведь вы едете в деревню?
— Впрочем, как
хотите, — прибавил он. — Я вас не принуждаю…
скажите, Иван Петрович, можно мне с вами говорить вполне дружелюбно?
— То есть о нашем деле,
хотите вы
сказать.
Итак, продолжаю: я
хотел вам
сказать, мой бесценный Иван Петрович, что жить так, как вы живете, значит просто губить себя.
— Вот что, молодой мой друг, — начал он, серьезно смотря на меня, — нам с вами эдак продолжать нельзя, а потому лучше уговоримся. Я, видите ли, намерен был вам кое-что высказать, ну, а вы уж должны быть так любезны, чтобы согласиться выслушать, что бы я ни
сказал. Я желаю говорить, как
хочу и как мне нравится, да по-настоящему так и надо. Ну, так как же, молодой мой друг, будете вы терпеливы?
— Полноте, полноте! Я, так
сказать, открыл перед вами все мое сердце, а вы даже и не чувствуете такого яркого доказательства дружбы. Хе, хе, хе! В вас мало любви, мой поэт. Но постойте, я
хочу еще бутылку.
— Третью. Про добродетель, мой юный питомец (вы мне позволите назвать вас этим сладким именем: кто знает, может быть, мои поучения пойдут и впрок)… Итак, мой питомец, про добродетель я уж
сказал вам: «чем добродетель добродетельнее, тем больше в ней эгоизма».
Хочу вам рассказать на эту тему один премиленький анекдот: я любил однажды девушку и любил почти искренно. Она даже многим для меня пожертвовала…
— Выслушайте мое последнее: из всего, что я
сказал вам, следует ясно и ярко (думаю, что и вы сами это заметили), что я никогда и ни для кого не
хочу упускать мою выгоду.
Она поссорилась даже раз с Александрой Семеновной,
сказала ей, что ничего не
хочет от нее. Когда же я стал пенять ей, при Александре же Семеновне, она разгорячилась, отвечала с какой-то порывчатой, накопившейся злобой, но вдруг замолчала и ровно два дня ни одного слова не говорила со мной, не
хотела принять ни одного лекарства, даже не
хотела пить и есть, и только старичок доктор сумел уговорить и усовестить ее.
Я
сказал уже, что Нелли не любила старика еще с первого его посещения. Потом я заметил, что даже какая-то ненависть проглядывала в лице ее, когда произносили при ней имя Ихменева. Старик начал дело тотчас же, без околичностей. Он прямо подошел к Нелли, которая все еще лежала, скрыв лицо свое в подушках, и взяв ее за руку, спросил:
хочет ли она перейти к нему жить вместо дочери?
— Да, я буду лучше ходить по улицам и милостыню просить, а здесь не останусь, — кричала она, рыдая. — И мать моя милостыню просила, а когда умирала, сама
сказала мне: будь бедная и лучше милостыню проси, чем… Милостыню не стыдно просить: я не у одного человека прошу, я у всех прошу, а все не один человек; у одного стыдно, а у всех не стыдно; так мне одна нищенка говорила; ведь я маленькая, мне негде взять. Я у всех и прошу. А здесь я не
хочу, не
хочу, не
хочу, я злая; я злее всех; вот какая я злая!
Подымаясь на последнюю лестницу, которая, как я уже
сказал прежде, шла винтом, я заметил у ее дверей человека, который
хотел уже было постучаться, но, заслышав мои шаги, приостановился.
Я решился до времени не говорить Наташе об этой встрече, но непременно
сказать ей тотчас же, когда она останется одна, по отъезде Алеши. В настоящее же время она была так расстроена, что
хотя бы и поняла и осмыслила вполне всю силу этого факта, но не могла бы его так принять и прочувствовать, как впоследствии, в минуту подавляющей последней тоски и отчаяния. Теперь же минута была не та.
— Да; и вот я тоже
хотела вас спросить и ехала с тем:
скажите мне, за что именно вы его любите?
— Нелли, ангел! —
сказал я, —
хочешь ли ты быть нашим спасением?
Хочешь ли спасти всех нас?
Мы войдем, и я
скажу, что ты теперь
хочешь быть у них вместо дочери, вместо Наташи.
— Вот я привез к вам мою Нелли, —
сказал я, входя. — Она надумалась и теперь сама
захотела к вам. Примите и полюбите…