Неточные совпадения
Затем,
улыбнувшись какой-то странной, совершенно не подходящей к делу улыбкой, ускоренным, неровным шагом вышел из кондитерской, оставив на месте Азорку. Все стояли в изумлении; послышались восклицания.
Должно быть, это вышло ужасно глупо, и потому-то, вероятно, Наташа так странно
улыбнулась тогда моему восторгу.
Она только горько
улыбнулась в ответ. И к чему я это спросил? Ведь я мог понять, что все уже было решено невозвратно. Но я тоже был вне себя.
— Полно, Ваня, оставь, — прервала она, крепко сжав мою руку и
улыбнувшись сквозь слезы. — Добрый, добрый Ваня! Добрый, честный ты человек! И ни слова-то о себе! Я же тебя оставила первая, а ты все простил, только об моем счастье и думаешь. Письма нам переносить хочешь…
Полные небольшие пунцовые губы его, превосходно обрисованные, почти всегда имели какую-то серьезную складку; тем неожиданнее и тем очаровательнее была вдруг появлявшаяся на них улыбка, до того наивная и простодушная, что вы сами, вслед за ним, в каком бы вы ни были настроении духа, ощущали немедленную потребность, в ответ ему, точно так же как и он,
улыбнуться.
— Ваня! — вскричала она, — я виновата перед ним и не стою его! Я думала, что ты уже и не придешь, Алеша. Забудь мои дурные мысли, Ваня. Я заглажу это! — прибавила она, с бесконечною любовью смотря на него. Он
улыбнулся, поцеловал у ней руку и, не выпуская ее руки, сказал, обращаясь ко мне...
— Вы смеетесь, — сказал он,
улыбаясь вслед за мною.
— Нет, Ваня, — прибавила она, положив мне обе руки на плечи и грустно
улыбаясь, — нет, голубчик; это всегдашний твой разговор, но… не говори лучше об этом.
— Прежнее детское простодушие, правда, в ней еще есть… Но когда ты
улыбаешься, точно в то же время у тебя как-нибудь сильно заболит на сердце. Вот ты похудела, Наташа, а волосы твои стали как будто гуще… Что это у тебя за платье? Это еще у них было сделано?
Вдруг он увидал ее в углу, между шкафом и окном. Она стояла там, как будто спрятавшись, ни жива ни мертва. Как вспомню об этом, до сих пор не могу не
улыбнуться. Алеша тихо и осторожно подошел к ней.
— А господь его знает, совсем и не разберешь, как он решил; а я вовсе не болтун, я дело говорю: он даже и не решал, а только на все мои рассуждения
улыбался, но такой улыбкой, как будто ему жалко меня.
— Которая же из нас выходила лучше? — спросила,
улыбаясь, Наташа.
— Как вы искренни, как вы честны! — сказал князь,
улыбаясь словам ее. — Вы даже не хотите схитрить, чтоб сказать простую вежливость. Но ваша искренность дороже всех этих поддельных вежливостей. Да! Я сознаю, что я долго, долго еще должен заслуживать любовь вашу!
Она
улыбнулась и посмотрела на него долгим и нежным взглядом.
Она с любопытством на меня посмотрела и как-то странно искривила рот, как будто хотела недоверчиво
улыбнуться. Но позыв улыбки прошел и сменился тотчас же прежним суровым и загадочным выражением.
Я шел, потупив голову и размышляя, как вдруг резкий голос окликнул меня по фамилии. Гляжу — передо мной стоит хмельной человек, чуть не покачиваясь, одетый довольно чисто, но в скверной шинели и в засаленном картузе. Лицо очень знакомое. Я стал всматриваться. Он подмигнул мне и иронически
улыбнулся.
— Да, встреча! Лет шесть не встречались. То есть и встречались, да ваше превосходительство не удостоивали взглядом-с. Ведь вы генералы-с, литературные то есть-с!.. — Говоря это, он насмешливо
улыбался.
Он все
улыбался и хихикал.
— Ну, и ступайте. А то целый год больна буду, так вам целый год из дому не уходить, — и она попробовала
улыбнуться и как-то странно взглянула на меня, как будто борясь с каким-то добрым чувством, отозвавшимся в ее сердце. Бедняжка! Добренькое, нежное ее сердце выглядывало наружу, несмотря на всю ее нелюдимость и видимое ожесточение.
Был уже почти полдень. Первое, что я увидел, это протянутые в углу, на снурке, занавесы, купленные мною вчера. Распорядилась Елена и отмежевала себе в комнате особый уголок. Она сидела перед печкой и кипятила чайник. Заметив, что я проснулся, она весело
улыбнулась и тотчас же подошла ко мне.
Мало-помалу она утихла, но все еще не подымала ко мне своего лица. Раза два, мельком, ее глаза скользнули по моему лицу, и в них было столько мягкости и какого-то пугливого и снова прятавшегося чувства. Наконец она покраснела и
улыбнулась.
Говоря это, она
улыбнулась какою-то едкою, горькою улыбкою.
— А ведь Азорка-то был прежде маменькин, — сказала вдруг Нелли,
улыбаясь какому-то воспоминанию. — Дедушка очень любил прежде маменьку, и когда мамаша ушла от него, у него и остался мамашин Азорка. Оттого-то он и любил так Азорку… Мамашу не простил, а когда собака умерла, так сам умер, — сурово прибавила Нелли, и улыбка исчезла с лица ее.
— Ну и хорошо… значит, простил, как всегда, — сказала она,
улыбаясь сквозь слезы и сжимая до боли мою руку. — Остальное после. Много надо сказать тебе, Ваня. А теперь к нему…
— Ах, боже мой, да что же с тобой было! Не томи, пожалуйста! — вскричала Наташа,
улыбаясь на горячку Алеши.
Она
улыбнулась и светло посмотрела на меня.
— Ну и ступай, — отвечала Наташа,
улыбаясь, — и вот что, друг мой, я сама хотела бы очень познакомиться с Катей. Как бы это устроить?
Князь одобрительно и льстиво
улыбался; оратор часто обращался к нему, вероятно ценя в нем достойного слушателя.
— О чем? — спросил я, невольно
улыбаясь.
— Я думаю, что хорошо. Так, навестила бы вас… — прибавила она,
улыбнувшись. — Я ведь к тому говорю, что я, кроме того, что вас уважаю, — я вас очень люблю… И у вас научиться многому можно. А я вас люблю… И ведь это не стыдно, что я вам про все это говорю?
Много прошло уже времени до теперешней минуты, когда я записываю все это прошлое, но до сих пор с такой тяжелой, пронзительной тоской вспоминается мне это бледное, худенькое личико, эти пронзительные долгие взгляды ее черных глаз, когда, бывало, мы оставались вдвоем, и она смотрит на меня с своей постели, смотрит, долго смотрит, как бы вызывая меня угадать, что у ней на уме; но видя, что я не угадываю и все в прежнем недоумении, тихо и как будто про себя
улыбнется и вдруг ласково протянет мне свою горячую ручку с худенькими, высохшими пальчиками.
— Ну да, — отвечал он,
улыбаясь невольно этому новому капризу, — ну да, если вы будете добрая и благовоспитанная девица, будете послушны и будете…
— Какая идея! — говорил доктор и уж невольно хмурился. Нелли плутовски
улыбалась и даже раз, забывшись, с улыбкою взглянула и на меня. — А впрочем… я вам сошью платье, если вы его заслужите своим поведением, — продолжал доктор.
— Ну, тогда можно будет и не всегда принимать порошки, — и доктор начинал
улыбаться.
— Бедная девочка оскорблена, и у ней свое горе, верь мне, Иван; а я ей о своем стал расписывать, — сказал он, горько
улыбаясь. — Я растравил ее рану. Говорят, сытый голодного не разумеет; а я, Ваня, прибавлю, что и голодный голодного не всегда поймет. Ну, прощай!
— Тебе так кажется! Нет, нет, совсем нет! Ты совсем не угадал. Я беспредельно люблю Наташу. Я ни за что, никогда не могу ее оставить; я это и Кате сказал, и Катя совершенно со мною согласна. Что ж ты молчишь? Вот, я видел, ты сейчас
улыбнулся. Эх, Ваня, ты никогда не утешал меня, когда мне было слишком тяжело, как теперь… Прощай!