Неточные совпадения
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть, дрожа от восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною любовью смотрел
на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и бедная мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать
на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в
груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение
на ту, которую не хотел
видеть и проклинал перед всеми.
Он схватил ее и, подняв как ребенка, отнес в свои кресла, посадил ее, а сам упал перед ней
на колена. Он целовал ее руки, ноги; он торопился целовать ее, торопился наглядеться
на нее, как будто еще не веря, что она опять вместе с ним, что он опять ее
видит и слышит, — ее, свою дочь, свою Наташу! Анна Андреевна, рыдая, охватила ее, прижала голову ее к своей
груди и так и замерла в этом объятии, не в силах произнесть слова.
За день мы прошли далеко и на бивак стали около первой развилки, которую удэхейцы называют «цзаво». Этим же именем они называют и речку, по которой можно выйти в самые истоки реки Наргами (приток Буту). На этом биваке произошел курьезный случай. Вечером после ужина один из удэхейцев стал раздеваться, чтобы посмотреть, почему у него зудит плечо. Когда он снял нижнюю рубашку, я
увидел на груди у него медный крест и спросил:
«Ты
видишь на груди моей // Следы глубокие когтей; // Еще они не заросли // И не закрылись; но земли // Сырой покров их освежит, // И смерть навеки заживит. // О них тогда я позабыл, // И, вновь собрав остаток сил, // Побрел я в глубине лесной… // Но тщетно спорил я с судьбой: // Она смеялась надо мной!
Неточные совпадения
«Неужели это правда?» подумал Левин и оглянулся
на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и ресниц он знал, что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому маленькому уху. Он
видел, что вздох остановился в ее
груди, и задрожала маленькая рука в высокой перчатке, державшая свечу.
Прекрасны вы, брега Тавриды, // Когда вас
видишь с корабля // При свете утренней Киприды, // Как вас впервой
увидел я; // Вы мне предстали в блеске брачном: //
На небе синем и прозрачном // Сияли груды ваших гор, // Долин, деревьев, сёл узор // Разостлан был передо мною. // А там, меж хижинок татар… // Какой во мне проснулся жар! // Какой волшебною тоскою // Стеснялась пламенная
грудь! // Но, муза! прошлое забудь.
У ворот одного дома сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она уже не слышала и не
видела ничего и, опустив голову
на грудь, сидела недвижимо
на одном и том же месте.
Она вскормила их собственною
грудью, она возрастила, взлелеяла их — и только
на один миг
видит их перед собою.
Один из них без сюртука, с чрезвычайно курчавою головой и с красным, воспаленным лицом, стоял в ораторской позе, раздвинув ноги, чтоб удержать равновесие, и, ударяя себя рукой в
грудь, патетически укорял другого в том, что тот нищий и что даже чина
на себе не имеет, что он вытащил его из грязи и что когда хочет, тогда и может выгнать его, и что все это
видит один только перст всевышнего.