Неточные совпадения
У Ихменевых я об этом ничего не
говорил; они же чуть
со мной не поссорились за то, что я живу праздно, то есть не служу и не стараюсь приискать себе места.
Если б вы знали, как он мягко
со мной
говорил сегодня, убеждал меня!
— Гм… это все твоя литература, Ваня! — вскричал он почти
со злобою, — довела до чердака, доведет и до кладбища!
Говорил я тебе тогда, предрекал!.. А что Б. все еще критику пишет?
Со слезами каялся он мне в знакомстве с Жозефиной, в то же время умоляя не
говорить об этом Наташе; и когда, жалкий и трепещущий, он отправлялся, бывало, после всех этих откровенностей,
со мною к ней (непременно
со мною, уверяя, что боится взглянуть на нее после своего преступления и что я один могу поддержать его), то Наташа с первого же взгляда на него уже знала, в чем дело.
— Послушай, Наташа, ты спрашиваешь — точно шутишь. Не шути.Уверяю тебя, это очень важно. Такой тон, что я и руки опустил. Никогда отец так
со мной не
говорил. То есть скорее Лиссабон провалится, чем не сбудется по его желанию; вот какой тон!
— Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль
со вчерашнего дня, когда ты там в углу на лестнице плакала. Я вспомнить об этом не могу… К тому же твой дедушка у меня на руках умер, и, верно, он об тебе вспоминал, когда про Шестую линию
говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне во сне снится… Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедна и сиротка, может быть, на чужих руках; так или нет?
— А то такое, что и не знаю, что с ней делать, — продолжала Мавра, разводя руками. — Вчера еще было меня к нему посылала, да два раза с дороги воротила. А сегодня так уж и
со мной
говорить не хочет. Хоть бы ты его повидал. Я уж и отойти от нее не смею.
— Второе, Ваня, сделай милость, не начинай больше никогда
со мной
говорить об этом.
— Знаю, знаю, что ты скажешь, — перебил Алеша: — «Если мог быть у Кати, то у тебя должно быть вдвое причин быть здесь». Совершенно с тобой согласен и даже прибавлю от себя: не вдвое причин, а в миллион больше причин! Но, во-первых, бывают же странные, неожиданные события в жизни, которые все перемешивают и ставят вверх дном. Ну, вот и
со мной случились такие события.
Говорю же я, что в эти дни я совершенно изменился, весь до конца ногтей; стало быть, были же важные обстоятельства!
И когда я воображал себе это, мне вдруг подумалось: вот я на одно мгновение буду просить тебя у бога, а между тем была же ты
со мною шесть месяцев и в эти шесть месяцев сколько раз мы поссорились, сколько дней мы не
говорили друг с другом!
— Ради бога, поедемте! Что же
со мной-то вы сделаете? Ведь я вас ждал полтора часа!.. Притом же мне с вами так надо, так надо
поговорить — вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня… Мы, может быть, решим что-нибудь, остановимся на чем-нибудь, подумайте! Ради бога, не отказывайте.
— Так я и всегда делаю, — перебила она, очевидно спеша как можно больше наговориться
со мною, — как только я в чем смущаюсь, сейчас спрошу свое сердце, и коль оно спокойно, то и я спокойна. Так и всегда надо поступать. И я потому с вами
говорю так совершенно откровенно, как будто сама с собою, что, во-первых, вы прекрасный человек, и я знаю вашу прежнюю историю с Наташей до Алеши, и я плакала, когда слушала.
— Разумеется, Алеша, и сам
со слезами рассказывал: это было ведь хорошо с его стороны, и мне очень понравилось. Мне кажется, он вас больше любит, чем вы его, Иван Петрович. Вот эдакими-то вещами он мне и нравится. Ну, а во-вторых, я потому с вами так прямо
говорю, как сама с собою, что вы очень умный человек и много можете мне дать советов и научить меня.
— Вот видите, мой милый Иван Петрович, я ведь очень хорошо понимаю, что навязываться на дружбу неприлично. Ведь не все же мы грубы и наглы с вами, как вы о нас воображаете; ну, я тоже очень хорошо понимаю, что вы сидите здесь
со мной не из расположения ко мне, а оттого, что я обещался с вами
поговорить. Не правда ли?
Ну, положим, вы мне дарите ваш лучший фрак (
говоря это, он взглянул на мой единственный и довольно безобразный фрак, шитый года три назад портным Иваном Скорнягиным), я вам благодарен, ношу его, вдруг через год вы поссорились
со мной и требуете его назад, а я его уж износил.
Занят он чем-то очень,
со мной не
говорит, тоскует, дело у него важное на уме; я уж это вижу; а вечером все-таки пьян…
Она плакала, обнимала и целовала его, целовала ему руки и убедительно, хотя и бессвязно, просила его, чтоб он взял ее жить к себе;
говорила, что не хочет и не может более жить
со мной, потому и ушла от меня; что ей тяжело; что она уже не будет более смеяться над ним и
говорить об новых платьях и будет вести себя хорошо, будет учиться, выучится «манишки ему стирать и гладить» (вероятно, она сообразила всю свою речь дорогою, а может быть, и раньше) и что, наконец, будет послушна и хоть каждый день будет принимать какие угодно порошки.
В этот вечер решалась наша судьба: нам было много о чем
говорить с Наташей, но я все-таки ввернул словечко о Нелли и рассказал все, что случилось,
со всеми подробностями. Рассказ мой очень заинтересовал и даже поразил Наташу.
К тому же
говорить с ней, утешать ее я иногда и не смел, а потому
со страхом ожидал, чем это все разрешится.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения
со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему,
говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный
со мною случай: в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
И сторож летит еще на лестнице за мною
со щеткою: «Позвольте, Иван Александрович, я вам,
говорит, сапоги почищу».
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти звуки
говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали лицом к лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то
со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
— Так
говорили глуповцы и
со слезами припоминали, какие бывали у них прежде начальники, всё приветливые, да добрые, да красавчики — и все-то в мундирах!
Наконец, однако, сели обедать, но так как
со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал
говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но не гораздо.