Неточные совпадения
Собака же, покрутившись раза два или три на
одном месте, угрюмо укладывалась у ног его, втыкала свою морду между его сапогами, глубоко вздыхала и, вытянувшись во всю свою длину на полу, тоже оставалась неподвижною на весь вечер, точно умирала на это
время.
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю в себе в последнее
время и которая мешает жить и глядеть ясно на жизнь, о чем уже заметил мне
один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою последнюю повесть?» Но, раздумывая и сетуя, я все-таки оставался на месте, а между тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату.
Князь воспользовался этим достоинством вполне: после первого года брака он оставил жену свою, родившую ему в это
время сына, на руках ее отца-откупщика в Москве, а сам уехал служить в — ю губернию, где выхлопотал, через покровительство
одного знатного петербургского родственника, довольно видное место.
В это-то
время Николай Сергеич в
одно прекрасное утро получил от князя письмо, чрезвычайно его удивившее…
Князь, который до сих пор, как уже упомянул я, ограничивался в сношениях с Николаем Сергеичем
одной сухой, деловой перепиской, писал к нему теперь самым подробным, откровенным и дружеским образом о своих семейных обстоятельствах: он жаловался на своего сына, писал, что сын огорчает его дурным своим поведением; что, конечно, на шалости такого мальчика нельзя еще смотреть слишком серьезно (он, видимо, старался оправдать его), но что он решился наказать сына, попугать его, а именно: сослать его на некоторое
время в деревню, под присмотр Ихменева.
— Я ведь знаю, Ваня, как ты любил меня, как до сих пор еще любишь, и ни одним-то упреком, ни
одним горьким словом ты не упрекнул меня во все это
время!
Со слезами каялся он мне в знакомстве с Жозефиной, в то же
время умоляя не говорить об этом Наташе; и когда, жалкий и трепещущий, он отправлялся, бывало, после всех этих откровенностей, со мною к ней (непременно со мною, уверяя, что боится взглянуть на нее после своего преступления и что я
один могу поддержать его), то Наташа с первого же взгляда на него уже знала, в чем дело.
В настоящее
время прекратились даже и эти последние ресурсы; оставалась только
одна работа, но плата за нее была самая ничтожная.
Мы остались
одни. Наташа взяла меня за руку и несколько
времени молчала, как будто ища, что сказать.
Я знал
одного доктора, холостого и добродушного старичка, с незапамятных
времен жившего у Владимирской вдвоем с своей экономкой-немкой.
Я знал
одного антрепренера, издававшего уже третий год
одну многотомную книгу. У него я часто доставал работу, когда нужно было поскорей заработать сколько-нибудь денег. Платил он исправно. Я отправился к нему, и мне удалось получить двадцать пять рублей вперед, с обязательством доставить через неделю компилятивную статью. Но я надеялся выгадать
время на моем романе. Это я часто делал, когда приходила крайняя нужда.
Она не отвечала, губы ее вздрагивали. Кажется, ей хотелось что-то сказать мне; но она скрепилась и смолчала. Я встал, чтоб идти к Наташе. В этот раз я оставил Елене ключ, прося ее, если кто придет и будет стучаться, окликнуть и спросить: кто такой? Я совершенно был уверен, что с Наташей случилось что-нибудь очень нехорошее, а что она до
времени таит от меня, как это и не раз бывало между нами. Во всяком случае, я решился зайти к ней только на
одну минутку, иначе я мог раздражить ее моею назойливостью.
Я отправился прямо к Алеше. Он жил у отца в Малой Морской. У князя была довольно большая квартира, несмотря на то что он жил
один. Алеша занимал в этой квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне чаще, особенно сначала, в первое
время его связи с Наташей.
— Послушайте, Николай Сергеич, решим так: подождем. Будьте уверены, что не
одни глаза смотрят за этим делом, и, может быть, оно разрешится самым лучшим образом, само собою, без насильственных и искусственных разрешений, как например эта дуэль.
Время — самый лучший разрешитель! А наконец, позвольте вам сказать, что весь ваш проект совершенно невозможен. Неужели ж вы могли хоть
одну минуту думать, что князь примет ваш вызов?
У старика была дочь, и дочь-то была красавица, а у этой красавицы был влюбленный в нее идеальный человек, братец Шиллеру, поэт, в то же
время купец, молодой мечтатель,
одним словом — вполне немец, Феферкухен какой-то.
Я знал, что они были в связи, слышал также, что он был уж слишком не ревнивый любовник во
время их пребывания за границей; но мне все казалось, — кажется и теперь, — что их связывало, кроме бывших отношений, еще что-то другое, отчасти таинственное, что-нибудь вроде взаимного обязательства, основанного на каком-нибудь расчете…
одним словом, что-то такое должно было быть.
— Мало ли о чем, — отвечала она серьезно. — Вот хоть бы о том, правду ли он рассказывает про Наталью Николаевну, что она не оскорбляется, когда он ее в такое
время оставляет
одну? Ну, можно ли так поступать, как он? Ну, зачем ты теперь здесь, скажи, пожалуйста?
— О нет, мой друг, нет, я в эту минуту просто-запросто деловой человек и хочу вашего счастья.
Одним словом, я хочу уладить все дело. Но оставим на
время все дело,а вы меня дослушайте до конца, постарайтесь не горячиться, хоть две какие-нибудь минутки. Ну, как вы думаете, что если б вам жениться? Видите, я ведь теперь совершенно говорю о постороннем;что ж вы на меня с таким удивлением смотрите?
Я чувствую, что я отвлекусь от рассказа, но в эту минуту мне хочется думать об
одной только Нелли. Странно: теперь, когда я лежу на больничной койке
один, оставленный всеми, кого я так много и сильно любил, — теперь иногда
одна какая-нибудь мелкая черта из того
времени, тогда часто для меня не приметная и скоро забываемая, вдруг приходя на память, внезапно получает в моем уме совершенно другое значение, цельное и объясняющее мне теперь то, чего я даже до сих пор не умел понять.
И он снова поднес ей лекарство. Но в этот раз она даже и не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо бедному старичку. Нелли громко засмеялась, но не прежним простодушным и веселым смехом. В лице ее промелькнуло что-то жестокое, злое. Во все это
время она как будто избегала моего взгляда, смотрела на
одного доктора и с насмешкою, сквозь которую проглядывало, однако же, беспокойство, ждала, что-то будет теперь делать «смешной» старичок.
Один раз он заговорил, что надо оставить ей денег на все
время его отъезда и чтоб она не беспокоилась, потому что отец обещал ему дать много на дорогу.
Я решился до
времени не говорить Наташе об этой встрече, но непременно сказать ей тотчас же, когда она останется
одна, по отъезде Алеши. В настоящее же
время она была так расстроена, что хотя бы и поняла и осмыслила вполне всю силу этого факта, но не могла бы его так принять и прочувствовать, как впоследствии, в минуту подавляющей последней тоски и отчаяния. Теперь же минута была не та.
Знаешь, Ваня, я тебе признаюсь в
одном: помнишь, у нас была ссора, три месяца назад, когда он был у той, как ее, у этой Минны… я узнала, выследила, и веришь ли: мне ужасно было больно, а в то же
время как будто и приятно… не знаю, почему…
одна уж мысль, что он тоже, как большойкакой-нибудь, вместе с другими большимипо красавицам разъезжает, тоже к Минне поехал!
Ошибок было много, повторялся несколько раз, факты в различных видах в
одно и то же
время передавал…