— Нет, Ваня, не то; ведь я не так глуп, чтоб задавать такие вопросы; но в том-то и дело, что я тут сам
ничего не знаю. Я спрашиваю себя и не могу ответить. А ты смотришь со стороны и, может, больше моего знаешь… Ну, хоть и не знаешь, то скажи, как тебе кажется?
Неточные совпадения
Ведь вот он клялся мне любить меня, всё обещания давал; а ведь я
ничему не верю из его обещаний, ни во что их
не ставлю и прежде
не ставила, хоть и
знала, что он мне
не лгал, да и солгать
не может.
— Обещал, все обещал. Он ведь для того меня и зовет теперь, чтоб завтра же обвенчаться потихоньку, за городом; да ведь он
не знает, что делает. Он, может быть, как и венчаются-то,
не знает. И какой он муж! Смешно, право. А женится, так несчастлив будет, попрекать начнет…
Не хочу я, чтоб он когда-нибудь в чем-нибудь попрекнул меня. Все ему отдам, а он мне пускай
ничего. Что ж, коль он несчастлив будет от женитьбы, зачем же его несчастным делать?
Он был
не по летам наивен и почти
ничего не понимал из действительной жизни; впрочем, и в сорок лет
ничего бы, кажется, в ней
не узнал.
Вот видите, я и сам еще
не хорошо
знаю и, по правде,
ничего еще там
не устроил.
Вещи продолжали продаваться, Наташа продала даже свои платья и стала искать работы; когда Алеша
узнал об этом, отчаянию его
не было пределов: он проклинал себя, кричал, что сам себя презирает, а между тем
ничем не поправил дела.
— Если б я
знала наверно, что он любит ее, я бы решилась… Ваня!
Не таи от меня
ничего!
Знаешь ты что-нибудь, чего мне
не хочешь сказать, или нет?
— Надо вам заметить, что хоть у отца с графиней и порешено наше сватовство, но официально еще до сих пор решительно
ничего не было, так что мы хоть сейчас разойдемся и никакого скандала; один только граф Наинский
знает, но ведь это считается родственник и покровитель.
И потому графиня, которая прежде была против сватовства, страшно обрадовалась сегодня моему успеху у княгини, но это в сторону, а вот что главное: Катерину Федоровну я
знал еще с прошлого года; но ведь я был тогда еще мальчиком и
ничего не мог понимать, а потому
ничего и
не разглядел тогда в ней…
— А господь его
знает. Ведь он все деньги наживает. Я слышал, участок в каком-то подряде здесь в Петербурге берет. Мы, Наташа, в делах
ничего не смыслим.
—
Ничего не случилось! Все, все завтра
узнаешь, а теперь я хочу быть одна. Слышишь, Ваня: уходи сейчас. Мне так тяжело, так тяжело смотреть на тебя!
— Хорошо, хорошо,
знаю, что вы скажете; но чему же вы поможете вашей выходкой! Какой выход представляет дуэль? Признаюсь,
ничего не понимаю.
Нелли взглянула на меня и
ничего не отвечала. Она, очевидно,
знала, с кем ушла ее мамаша и кто, вероятно, был и ее отец. Ей было тяжело даже и мне назвать его имя…
Вы бы, напротив, должны были радоваться, а
не упрекать Алешу, потому что он,
не зная ничего, исполнил все, что вы от него ожидали; может быть, даже и больше.
А между прочим, я хотел объяснить вам, что у меня именно есть черта в характере, которую вы еще
не знали, — это ненависть ко всем этим пошлым,
ничего не стоящим наивностям и пасторалям, и одно из самых пикантных для меня наслаждений всегда было прикинуться сначала самому на этот лад, войти в этот тон, обласкать, ободрить какого-нибудь вечно юного Шиллера и потом вдруг сразу огорошить его; вдруг поднять перед ним маску и из восторженного лица сделать ему гримасу, показать ему язык именно в ту минуту, когда он менее всего ожидает этого сюрприза.
Но назавтра же Нелли проснулась грустная и угрюмая, нехотя отвечала мне. Сама же
ничего со мной
не заговаривала, точно сердилась на меня. Я заметил только несколько взглядов ее, брошенных на меня вскользь, как бы украдкой; в этих взглядах было много какой-то затаенной сердечной боли, но все-таки в них проглядывала нежность, которой
не было, когда она прямо глядела на меня. В этот-то день и происходила сцена при приеме лекарства с доктором; я
не знал, что подумать.
— Да
ничего не вышло. Надо было доказательств, фактов, а их у меня
не было. Одно только он понял, что я все-таки могу сделать скандал. Конечно, он только скандала одного и боялся, тем более что здесь связи начал заводить. Ведь ты
знаешь, что он женится?
Анна Андреевна. Перестань, ты
ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он
ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
Вот они и сладили это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я
ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе
ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора,
ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше
ничего нет?
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с
ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Подлее его
ничего на свете
не знаю.
Стародум. А того
не знают, что у двора всякая тварь что-нибудь да значит и чего-нибудь да ищет; того
не знают, что у двора все придворные и у всех придворные. Нет, тут завидовать нечему: без знатных дел знатное состояние
ничто.