Неточные совпадения
А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это
время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» — и заорал во все горло, указывая на него рукой, — молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу.
Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже,
по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое
время, только одна старухина квартира занятая.
Почти все
время, как читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась
по его губам.
Ведь она уже
по каким-то причинам успела догадаться, что ей с Дуней нельзя будет вместе жить после брака, даже и в первое
время?
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же
время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (
по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?
А ну как тем
временем хватится топора, искать начнет, раскричится, — вот и подозрение, или,
по крайней мере, случай к подозрению.
По убеждению его выходило, что это затмение рассудка и упадок воли охватывают человека подобно болезни, развиваются постепенно и доходят до высшего своего момента незадолго до совершения преступления; продолжаются в том же виде в самый момент преступления и еще несколько
времени после него, судя
по индивидууму; затем проходят, так же как проходит всякая болезнь.
Дойдя до таких выводов, он решил, что с ним лично, в его деле, не может быть подобных болезненных переворотов, что рассудок и воля останутся при нем, неотъемлемо, во все
время исполнения задуманного, единственно
по той причине, что задуманное им — «не преступление»…
— Илья Петрович! — начал было письмоводитель заботливо, но остановился выждать
время, потому что вскипевшего поручика нельзя было удержать иначе, как за руки, что он знал
по собственному опыту.
Но
по какой-то странной, чуть не звериной хитрости ему вдруг пришло в голову скрыть до
времени свои силы, притаиться, прикинуться, если надо, даже еще не совсем понимающим, а между тем выслушать и выведать, что такое тут происходит?
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все
время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да ничего, придет!..
По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
В последнее
время его даже тянуло шляться
по всем этим местам, когда тошно становилось, «чтоб еще тошней было».
— То есть не то чтобы… видишь, в последнее
время, вот как ты заболел, мне часто и много приходилось об тебе поминать… Ну, он слушал… и как узнал, что ты
по юридическому и кончить курса не можешь,
по обстоятельствам, то сказал: «Как жаль!» Я и заключил… то есть все это вместе, не одно ведь это; вчера Заметов… Видишь, Родя, я тебе что-то вчера болтал в пьяном виде, как домой-то шли… так я, брат, боюсь, чтоб ты не преувеличил, видишь…
— Что ж, и ты меня хочешь замучить! — вскричал он с таким горьким раздражением, с таким отчаянием во взгляде, что у Разумихина руки опустились. Несколько
времени он стоял на крыльце и угрюмо смотрел, как тот быстро шагал
по направлению к своему переулку. Наконец, стиснув зубы и сжав кулаки, тут же поклявшись, что сегодня же выжмет всего Порфирия, как лимон, поднялся наверх успокоивать уже встревоженную долгим их отсутствием Пульхерию Александровну.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его идущего
по другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое
время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с минуту, один подле другого и не говоря ни слова.
Кроме того, он положительно уведомил меня, что Марфа Петровна, за неделю до смерти, успела оставить тебе, Дуня,
по завещанию три тысячи рублей, и деньги эти ты можешь теперь получить в самом скором
времени.
Говорят вон, в Севастополе, сейчас после Альмы, [После поражения русской армии в сражении на реке Альме 8 сентября 1854 г. во
время Крымской войны (1853–1856).] умные-то люди уж как боялись, что вот-вот атакует неприятель открытою силой и сразу возьмет Севастополь; а как увидели, что неприятель правильную осаду предпочел и первую параллель открывает, так куды, говорят, обрадовались и успокоились умные-то люди-с:
по крайности на два месяца, значит, дело затянулось, потому когда-то правильной-то осадой возьмут!
Но,
по крайней мере, до того
времени он свободен и должен непременно что-нибудь для себя сделать, потому что опасность неминуемая.
Во все
время этой сцены Андрей Семенович то стоял у окна, то ходил
по комнате, не желая прерывать разговорa; когда же Соня ушла, он вдруг подошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.
В эту минуту прибыли вы (
по моему зову) — и все
время у меня пребывали потом в чрезвычайном смущении, так что даже три раза, среди разговора, вставали и спешили почему-то уйти, хотя разговор наш еще не был окончен.
Я до того не ошибаюсь, мерзкий, преступный вы человек, что именно помню, как
по этому поводу мне тотчас же тогда в голову вопрос пришел, именно в то
время, как я вас благодарил и руку вам жал.
Первый день, во все это
время, он чувствовал себя,
по крайней мере, в здравом сознании.
Дай же, я думаю, хоть и упущу на
время одно, зато другое схвачу за хвост, — своего-то, своего-то
по крайности не упущу.
Сидел в мое
время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи
по ночам все Библию читал, ну и зачитался, да зачитался, знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпич и кинул в начальника, безо всякой обиды с его стороны.
Порфирий вышел, как-то согнувшись и как бы избегая глядеть на Раскольникова. Раскольников подошел к окну и с раздражительным нетерпением выжидал
время, когда,
по расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из комнаты.
—
По некоторым словам и словечкам вашим во
время вашего рассказа я замечаю, что у вас и теперь свои виды и самые неотлагательные намерения на Дуню, разумеется подлые.
— Из всех ваших полупьяных рассказов, — резко отрезал Раскольников, — я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все
время не сиделось на месте… Вы, положим, могли откопать
по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…
Он убил старуху чиновницу, процентщицу, у которой и сам закладывал вещи; убил тоже сестру ее, торговку,
по имени Лизавету, нечаянно вошедшую во
время убийства сестры.
Разумеется, невеста явилась, Аркадий Иванович прямо сообщил ей, что на
время должен
по одному весьма важному обстоятельству уехать из Петербурга, а потому и принес ей пятнадцать тысяч рублей серебром в разных билетах, прося принять их от него в виде подарка, так как он и давно собирался подарить ей эту безделку пред свадьбой.
— Что с тобой, Родя, не знаю, — сказала она наконец, — думала я все это
время, что мы просто надоедаем тебе, а теперь вижу
по всему, что тебе великое горе готовится, оттого ты тоскуешь.
По крайней мере, он мог бы злиться на свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковое
время, прежде.