Неточные совпадения
— Он Лидочку больше всех нас
любил, — продолжала она
очень серьезно
и не улыбаясь, уже совершенно как говорят большие, — потому
любил, что она маленькая,
и оттого еще, что больная,
и ей всегда гостинцу носил, а нас он читать учил, а меня грамматике
и закону божию, — прибавила она с достоинством, — а мамочка ничего не говорила, а только мы знали, что она это
любит,
и папочка знал, а мамочка меня хочет по-французски учить, потому что мне уже пора получить образование.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич, я бы
очень,
очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на предметы, то есть, поймите меня, как бы это вам сказать, то есть лучше сказать: что он
любит и что не
любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания
и, так сказать, мечты, если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом, я бы желала…
Она больная такая девочка была, — продолжал он, как бы опять вдруг задумываясь
и потупившись, — совсем хворая; нищим
любила подавать
и о монастыре все мечтала,
и раз залилась слезами, когда мне об этом стала говорить; да, да… помню…
очень помню.
Они у всех есть, эти случаи-то; человек вообще
очень и очень даже
любит быть оскорбленным, замечали вы это?
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то
очень странную историю, что этот Филипп был какой-то ипохондрик, какой-то домашний философ, люди говорили, «зачитался»,
и что удавился он более от насмешек, а не от побой господина Свидригайлова. А он при мне хорошо обходился с людьми,
и люди его даже
любили, хотя
и действительно тоже винили его в смерти Филиппа.
— Я сказал ей, что ты
очень хороший, честный
и трудолюбивый человек. Что ты ее
любишь, я ей не говорил, потому она это сама знает.
— Так я
и думала! Да ведь
и я с тобой поехать могу, если тебе надо будет.
И Дуня; она тебя
любит, она
очень любит тебя,
и Софья Семеновна, пожалуй, пусть с нами едет, если надо; видишь, я охотно ее вместо дочери даже возьму. Нам Дмитрий Прокофьич поможет вместе собраться… но… куда же ты… едешь?
В одно утро пан Уляницкий опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой халата, а затем, подойдя к нашему крыльцу и как-то особенно всматриваясь в наши лица, он стал уверять, что в сущности он очень,
очень любит и нас, и своего милого Мамерика, которому даже хочет сшить новую синюю куртку с медными пуговицами, и просит, чтобы мы обрадовали его этим известием, если где-нибудь случайно встретим.
Рохля пошел в переднюю и открыл дверь на лестницу, по которой поднималась пожилая, очень массивная дама в тальме дипломатического фасона, который, впрочем,
очень любят и наши кухарки. Под меховою тальмой, представляющей как бы рыцарскую мантию, на могучей груди дамы сверкала бисерная кираса. Дама немножко тяжело дышала, но поднималась бодро и говорила, улыбаясь, «рохле»:
Неточные совпадения
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я не
люблю людей двуличных. Мне
очень нравится ваша откровенность
и радушие,
и я бы, признаюсь, больше бы ничего
и не требовал, как только оказывай мне преданность
и уваженье, уваженье
и преданность.
Я не
люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж
и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты
и сделали ружьем. После уже офицер, который мне
очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы
и все это такое… Ах, как хорошо! Я страх
люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Я, однако ж, ему
очень понравилась: я заметила — все на меня поглядывал.
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все
очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста,
и в другое тоже время… Я это
очень люблю. (Возвращается
и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя
и отчество.
Хлестаков.
Очень благодарен. А я, признаюсь, смерть не
люблю отказывать себе в дороге, да
и к чему? Не так ли?