Неточные совпадения
Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время,
как он
только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей.
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя
какого бы ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему
только прикоснуться к его личности.
Бывало, лежи,
как скот,
только брань!
— Милостивый государь, милостивый государь! — воскликнул Мармеладов, оправившись, — о государь мой, вам, может быть, все это в смех,
как и прочим, и
только беспокою я вас глупостию всех этих мизерных подробностей домашней жизни моей, ну а мне не в смех!
— Жалеть! зачем меня жалеть! — вдруг возопил Мармеладов, вставая с протянутою вперед рукой, в решительном вдохновении,
как будто
только и ждал этих слов.
И
как подумать, что это
только цветочки, а настоящие фрукты впереди!
Пред ним было чрезвычайно молоденькое личико, лет шестнадцати, даже, может быть,
только пятнадцати, — маленькое, белокуренькое, хорошенькое, но все разгоревшееся и
как будто припухшее.
Я сам видел,
как он за нею наблюдал и следил,
только я ему помешал, и он теперь все ждет, когда я уйду.
Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не
только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться,
только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее,
как горох.
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла
как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых
только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?
До его квартиры оставалось
только несколько шагов. Он вошел к себе,
как приговоренный к смерти. Ни о чем не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все вдруг решено окончательно.
— Славная она, — говорил он, — у ней всегда можно денег достать. Богата,
как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало.
Только стерва ужасная…
И он стал рассказывать,
какая она злая, капризная, что стоит
только одним днем просрочить заклад, и пропала вещь.
Только что он достал заклад,
как вдруг где-то на дворе раздался чей-то крик...
«Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге», — мелькнуло у него в голове, но
только мелькнуло,
как молния; он сам поскорей погасил эту мысль… Но вот уже и близко, вот и дом, вот и ворота. Где-то вдруг часы пробили один удар. «Что это, неужели половина восьмого? Быть не может, верно, бегут!»
Мало того, даже,
как нарочно, в это самое мгновение
только что перед ним въехал в ворота огромный воз сена, совершенно заслонявший его все время,
как он проходил подворотню, и чуть
только воз успел выехать из ворот во двор, он мигом проскользнул направо.
Стараясь развязать снурок и оборотясь к окну, к свету (все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила и стала к нему задом. Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а
только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось,
как они, с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор… вдруг голова его
как бы закружилась.
Странное дело:
только что он начал прилаживать ключи к комоду,
только что услышал их звякание,
как будто судорога прошла по нем.
Но
только что он пошевелил это тряпье,
как вдруг из-под шубки выскользнули золотые часы.
Она
только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица, и медленно протянула ее к нему вперед,
как бы отстраняя его.
Снаружи с первого взгляда
как будто ничего не было;
только на сапогах были пятна.
И, наконец, когда уже гость стал подниматься в четвертый этаж, тут
только он весь вдруг встрепенулся и успел-таки быстро и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру и притворить за собой дверь. Затем схватил запор и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей. Они стояли теперь друг против друга,
как давеча он со старухой, когда дверь разделяла их, а он прислушивался.
Он очень хорошо знал, он отлично хорошо знал, что они в это мгновение уже в квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда
как сейчас была заперта, что они уже смотрят на тела и что пройдет не больше минуты,
как они догадаются и совершенно сообразят, что тут
только что был убийца и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть мимо них, убежать; догадаются, пожалуй, и о том, что он в пустой квартире сидел, пока они вверх проходили.
Не в полной памяти прошел он и в ворота своего дома; по крайней мере, он уже прошел на лестницу и тогда
только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить его обратно, и
как можно незаметнее. Конечно, он уже не в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить его, хотя потом, куда-нибудь на чужой двор.
С изумлением оглядывал он себя и все кругом в комнате и не понимал:
как это он мог вчера, войдя, не запереть дверь на крючок и броситься на диван не
только не раздевшись, но даже в шляпе: она скатилась и тут же лежала на полу, близ подушки.
Письмоводитель смотрел на него с снисходительною улыбкой сожаления, а вместе с тем и некоторого торжества,
как на новичка, которого
только что начинают обстреливать: «Что, дескать, каково ты теперь себя чувствуешь?» Но
какое,
какое было ему теперь дело до заемного письма, до взыскания!
— Если у тебя еще хоть один
только раз в твоем благородном доме произойдет скандал, так я тебя самое на цугундер,
как в высоком слоге говорится.
Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения, что не
только с чувствительными экспансивностями,
как давеча, но даже с чем бы то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям в квартальной конторе, и будь это всё его родные братья и сестры, а не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже ни в
каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения.
И без того уже все так и смотрят, встречаясь, оглядывают,
как будто им и дело
только до него.
Наконец, пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился он вдруг:
как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому
только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!
Она сошла вниз и минуты через две воротилась с водой в белой глиняной кружке; но он уже не помнил, что было дальше. Помнил
только,
как отхлебнул один глоток холодной воды и пролил из кружки на грудь. Затем наступило беспамятство.
— Еще бы; а вот генерала Кобелева никак не могли там при мне разыскать. Ну-с, долго рассказывать.
Только как я нагрянул сюда, тотчас же со всеми твоими делами познакомился; со всеми, братец, со всеми, все знаю; вот и она видела: и с Никодимом Фомичом познакомился, и Илью Петровича мне показывали, и с дворником, и с господином Заметовым, Александром Григорьевичем, письмоводителем в здешней конторе, а наконец, и с Пашенькой, — это уж был венец; вот и она знает…
А
только как, например, довести до того, чтоб она тебе обеда смела не присылать?
Ну, да все это вздор, а
только она, видя, что ты уже не студент, уроков и костюма лишился и что по смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге держать, вдруг испугалась; а так
как ты, с своей стороны, забился в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартиры согнать.
Едва
только затворилась за ней дверь, больной сбросил с себя одеяло и,
как полоумный, вскочил с постели.
А ну
как уж знают и
только прикидываются, дразнят, покуда лежу, а там вдруг войдут и скажут, что все давно уж известно и что они
только так…
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и
только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А
как, брат, себя чувствуешь?
—
Как, разве я не рассказывал? Аль нет? Да бишь я тебе
только начало рассказывал… вот, про убийство старухи-то закладчицы, чиновницы… ну, тут и красильщик теперь замешался…
— Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Да черт с ним! Я ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую, пошлейшую, закорузлую злюсь… А тут, в одном этом деле, целый новый путь открыть можно. По одним психологическим
только данным можно показать,
как на истинный след попадать должно. «У нас есть, дескать, факты!» Да ведь факты не всё; по крайней мере половина дела в том,
как с фактами обращаться умеешь!
Тут и захотел я его задержать: „Погоди, Миколай, говорю, аль не выпьешь?“ А сам мигнул мальчишке, чтобы дверь придержал, да из-за застойки-то выхожу:
как он тут от меня прыснет, да на улицу, да бегом, да в проулок, —
только я и видел его.
Только что он увидал серьги,
как тотчас же, забыв и квартиру и Митьку, схватил шапку и побежал к Душкину и,
как известно, получил от него рубль, а ему соврал, что нашел на панели, и тотчас же загулял.
А
как ты думаешь, по характеру нашей юриспруденции, примут или способны ль они принять такой факт, — основанный единственно
только на одной психологической невозможности, на одном
только душевном настроении, — за факт неотразимый и все обвинительные и вещественные факты, каковы бы они ни были, разрушающий?
— Гм. Стало быть, всего
только и есть оправдания, что тузили друг друга и хохотали. Положим, это сильное доказательство, но… Позволь теперь:
как же ты сам-то весь факт объясняешь? Находку серег чем объясняешь, коли действительно он их так нашел,
как показывает?
Лицо его, отвернувшееся теперь от любопытного цветка на обоях, было чрезвычайно бледно и выражало необыкновенное страдание,
как будто он
только что перенес мучительную операцию или выпустили его сейчас из-под пытки.
Он
только чувствовал и знал, что надо, чтобы все переменилось, так или этак, «хоть
как бы то ни было», повторял он с отчаянною, неподвижною самоуверенностью и решимостью.
— Нет уж, это что же, — вдруг заметила одна из группы, качая головой на Дуклиду. — Это уж я и не знаю,
как это так просить! Я бы, кажется, от одной
только совести провалилась…
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал,
как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы
только две ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
Как бы ни жить, —
только жить!..
— Фу,
какие вы страшные вещи говорите! — сказал, смеясь, Заметов. —
Только все это один разговор, а на деле, наверно, споткнулись бы. Тут, я вам скажу, по-моему, не
только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски рискнул, одним чудом спасся, — а руки-то все-таки дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по делу видно…
— Я бы вот
как сделал: я бы взял деньги и вещи и,
как ушел бы оттуда, тотчас, не заходя никуда, пошел бы куда-нибудь, где место глухое и
только заборы одни, и почти нет никого, — огород какой-нибудь или в этом роде.