Неточные совпадения
— Ну,
хорошо, — сказал я, сунув письмо в карман. — Это дело пока теперь кончено. Крафт, послушайте. Марья Ивановна, которая, уверяю вас, многое мне открыла, сказала мне, что вы, и только один вы, могли
бы передать истину о случившемся в Эмсе, полтора года назад, у Версилова с Ахмаковыми. Я вас ждал,
как солнца, которое все у меня осветит. Вы не
знаете моего положения, Крафт. Умоляю вас сказать мне всю правду. Я именно хочу
знать,
какой он человек, а теперь — теперь больше, чем когда-нибудь это надо!
— Я стоял, смотрел на вас и вдруг прокричал: «Ах,
как хорошо, настоящий Чацкий!» Вы вдруг обернулись ко мне и спрашиваете: «Да разве ты уже
знаешь Чацкого?» — а сами сели на диван и принялись за кофей в самом прелестном расположении духа, — так
бы вас и расцеловал.
— Конечно, я должен
бы был тут сохранить секрет… Мы как-то странно разговариваем с вами, слишком секретно, — опять улыбнулся он. — Андрей Петрович, впрочем, не заказывал мне секрета. Но вы — сын его, и так
как я
знаю ваши к нему чувства, то на этот раз даже, кажется,
хорошо сделаю, если вас предупрежу. Вообразите, он приходил ко мне с вопросом: «Если на случай, на днях, очень скоро, ему
бы потребовалось драться на дуэли, то согласился ль
бы я взять роль его секунданта?» Я, разумеется, вполне отказал ему.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то есть вроде
как бы старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет дело, хоть и с «вьюношем»,
как он выражался в высоком слоге (он очень
хорошо знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
Неточные совпадения
Стародум.
Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один?
Знай, что,
как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который
бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было
хорошо, который
бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась
бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Сдерживая улыбку удовольствия, он пожал плечами, закрыв глаза,
как бы говоря, что это не может радовать его. Графиня Лидия Ивановна
знала хорошо, что это одна из его главных радостей, хотя он никогда и не признается в этом.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (
какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал
бы мне. Я
бы забыла, он
бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не
знает,
как он добр. Ах! Боже мой,
какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну,
хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
— A propos de Варенька, [Кстати о Вареньке,] — сказала Кити по-французски,
как они и всё время говорили, чтоб Агафья Михайловна не понимала их. — Вы
знаете, maman, что я нынче почему-то жду решения. Вы понимаете
какое.
Как бы хорошо было!
— Без тебя Бог
знает что
бы было!
Какая ты счастливая, Анна! — сказала Долли. — У тебя всё в душе ясно и
хорошо.