Неточные совпадения
Странно, мне, между прочим, понравилось в его письмеце (одна маленькая страничка малого формата), что он ни слова не
упомянул об университете, не просил меня переменить решение, не укорял, что не хочу учиться, — словом, не выставлял никаких родительских финтифлюшек в этом роде, как это бывает по обыкновению, а между тем это-то и было худо с его стороны в том смысле, что
еще пуще обозначало его ко мне небрежность.
Он как-то вдруг оборвал, раскис и задумался. После потрясений (а потрясения с ним могли случаться поминутно, Бог знает с чего) он обыкновенно на некоторое время как бы терял здравость рассудка и переставал управлять собой; впрочем, скоро и поправлялся, так что все это было не вредно. Мы просидели с минуту. Нижняя губа его, очень полная, совсем отвисла… Всего более удивило меня, что он вдруг
упомянул про свою дочь, да
еще с такою откровенностью. Конечно, я приписал расстройству.
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже
упоминал, что мы жили в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером.
Еще не войдя в ворота, я услышал женский голос, спрашивавший у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ ворот, отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
Несмотря на все, я нежно обнял маму и тотчас спросил о нем. Во взгляде мамы мигом сверкнуло тревожное любопытство. Я наскоро
упомянул, что мы с ним вчера провели весь вечер до глубокой ночи, но что сегодня его нет дома,
еще с рассвета, тогда как он меня сам пригласил
еще вчера, расставаясь, прийти сегодня как можно раньше. Мама ничего не ответила, а Татьяна Павловна, улучив минуту, погрозила мне пальцем.
Они поместили его не в моей комнате, а в двух хозяйских, рядом с моей.
Еще накануне, как оказалось, произведены были в этих комнатах некоторые изменения и украшения, впрочем самые легкие. Хозяин перешел с своей женой в каморку капризного рябого жильца, о котором я уже
упоминал прежде, а рябой жилец был на это время конфискован — уж не знаю куда.
Главное, он не успел
еще вникнуть: известили его обо всем анонимно, как оказалось после (и об чем я
упомяну потом), и он налетел
еще в том состоянии взбесившегося господина, в котором даже и остроумнейшие люди этой национальности готовы иногда драться, как сапожники.
Упомяну еще, кстати, что Варвара Петровна, приняв у себя гостей, возвратилась вместе с ними в город (в одной коляске с Юлией Михайловной), с целью участвовать непременно в последнем заседании комитета о завтрашнем празднике.
Говоря об отношениях моей бабушки к обществу, я должна
упомянуть еще об одном светском кружке, едва ли не самом обширном и самом для нее неприятном: это были проживавшие в столице праздные люди, не имевшие никаких других задач кроме того, чтобы принадлежать к свету.
Этот перечень исследователей края был бы неполным, если бы мы не
упомянули еще двух пионеров, прибывших в край в то время, когда по Владивостокской бухте еще плавали лебеди, а в горах бродили тигры.
Неточные совпадения
Выше я
упомянул, что у градоначальников, кроме прав, имеются
еще и обязанности."Обязанности!" — о, сколь горькое это для многих градоначальников слово!
Еще во времена Бородавкина летописец
упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Возвращаясь домой, Левин расспросил все подробности о болезни Кити и планах Щербацких, и, хотя ему совестно бы было признаться в этом, то, что он узнал, было приятно ему. Приятно и потому, что была
еще надежда, и
еще более приятно потому, что больно было ей, той, которая сделала ему так больно. Но, когда Степан Аркадьич начал говорить о причинах болезни Кити и
упомянул имя Вронского, Левин перебил его.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами;
упомянул о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны врагов, и много
еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог видеть, что гость его был скорее практический человек.
— А то, что если вы
еще раз… осмелитесь
упомянуть хоть одно слово… о моей матери… то я вас с лестницы кувырком спущу!