Неточные совпадения
При имении находилась тогда тетушка;
то есть она мне не тетушка, а сама помещица; но, не знаю почему, все всю жизнь ее звали тетушкой, не только моей, но и вообще, равно как и в семействе Версилова, которому она чуть
ли и в самом
деле не сродни.
«Я буду не один, — продолжал я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние
дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до сих пор: со мной будет моя идея, которой я никогда не изменю, даже и в
том случае, если б они мне все там понравились, и дали мне счастье, и я прожил бы с ними хоть десять лет!» Вот это-то впечатление, замечу вперед, вот именно эта-то двойственность планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла меня ни на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был
ли такой
день в Петербурге, который бы я не ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю я, и была, кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
— Да уж по
тому одному не пойду, что согласись я теперь, что тогда пойду, так ты весь этот срок апелляции таскаться начнешь ко мне каждый
день. А главное, все это вздор, вот и все. И стану я из-за тебя мою карьеру ломать? И вдруг князь меня спросит: «Вас кто прислал?» — «Долгорукий». — «А какое
дело Долгорукому до Версилова?» Так я должен ему твою родословную объяснять, что
ли? Да ведь он расхохочется!
— Не знаю; не берусь решать, верны
ли эти два стиха иль нет. Должно быть, истина, как и всегда, где-нибудь лежит посредине:
то есть в одном случае святая истина, а в другом — ложь. Я только знаю наверно одно: что еще надолго эта мысль останется одним из самых главных спорных пунктов между людьми. Во всяком случае, я замечаю, что вам теперь танцевать хочется. Что ж, и потанцуйте: моцион полезен, а на меня как раз сегодня утром ужасно много
дела взвалили… да и опоздал же я с вами!
— Я пуще всего рад
тому, Лиза, что на этот раз встречаю тебя смеющуюся, — сказал я. — Верите
ли, Анна Андреевна, в последние
дни она каждый раз встречала меня каким-то странным взглядом, а во взгляде как бы вопросом: «Что, не узнал
ли чего? Все
ли благополучно?» Право, с нею что-то в этом роде.
Может быть, у меня было лишь желание чем-нибудь кольнуть ее, сравнительно ужасно невинным, вроде
того, что вот, дескать, барышня, а не в свое
дело мешается, так вот не угодно
ли, если уж непременно вмешаться хотите, самой встретиться с этим князем, с молодым человеком, с петербургским офицером, и ему передать, «если уж так захотели ввязываться в
дела молодых людей».
«У меня есть „идея“! — подумал было я вдруг, — да так
ли? Не наизусть
ли я затвердил? Моя идея — это мрак и уединение, а разве теперь уж возможно уползти назад в прежний мрак? Ах, Боже мой, я ведь не сжег „документ“! Я так и забыл его сжечь третьего
дня. Ворочусь и сожгу на свечке, именно на свечке; не знаю только,
то ли я теперь думаю…»
Последнее словечко и важнейшее: знал
ли что-нибудь к
тому дню Версилов и участвовал
ли уже тогда в каких-нибудь хоть отдаленных планах с Ламбертом? Нет, нет и нет, тогда еще нет, хотя, может быть, уже было закинуто роковое словцо… Но довольно, довольно, я слишком забегаю вперед.
— Андрей Петрович, — схватил я его за руку, не подумав и почти в вдохновении, как часто со мною случается (
дело было почти в темноте), — Андрей Петрович, я молчал, — ведь вы видели это, — я все молчал до сих пор, знаете для чего? Для
того, чтоб избегнуть ваших тайн. Я прямо положил их не знать никогда. Я — трус, я боюсь, что ваши тайны вырвут вас из моего сердца уже совсем, а я не хочу этого. А коли так,
то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно, куда бы я ни пошел! Не так
ли?
Я прямо пришел в тюрьму князя. Я уже три
дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и
тот принял меня прекрасно. Не знаю, хороший
ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание мое с князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы остались одни.
— Нет; видите
ли, там была рукопись. Васин перед самым последним
днем передал Лизе… сохранить. А
та оставила мне здесь проглядеть, а потом случилось, что они поссорились на другой
день…
— И ты прав. Я догадался о
том, когда уже было все кончено,
то есть когда она дала позволение. Но оставь об этом.
Дело не сладилось за смертью Лидии, да, может, если б и осталась в живых,
то не сладилось бы, а маму я и теперь не пускаю к ребенку. Это — лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь
ли, как давно? — уже два года мечтал.
Фактами, фактами!.. Но понимает
ли что-нибудь читатель? Помню, как меня самого давили тогда эти же самые факты и не давали мне ничего осмыслить, так что под конец
того дня у меня совсем голова сбилась с толку. А потому двумя-тремя словами забегу вперед!
Проснулся я наутро поздно, а спал необыкновенно крепко и без снов, о чем припоминаю с удивлением, так что, проснувшись, почувствовал себя опять необыкновенно бодрым нравственно, точно и не было всего вчерашнего
дня. К маме я положил не заезжать, а прямо отправиться в кладбищенскую церковь, с
тем чтобы потом, после церемонии, возвратясь в мамину квартиру, не отходить уже от нее во весь
день. Я твердо был уверен, что во всяком случае встречу его сегодня у мамы, рано
ли, поздно
ли — но непременно.
Я прибежал к Ламберту. О, как ни желал бы я придать логический вид и отыскать хоть малейший здравый смысл в моих поступках в
тот вечер и во всю
ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить
дело в надлежащей ясной связи. Тут было чувство или, лучше сказать, целый хаос чувств, среди которых я, естественно, должен был заблудиться. Правда, тут было одно главнейшее чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться
ли в нем?
Тем более что я не уверен…
Неточные совпадения
Не
то чтоб удивилася // Матрена Тимофеевна, // А как-то закручинилась, // Задумалась она… // — Не
дело вы затеяли! // Теперь пора рабочая, // Досуг
ли толковать?..
«Ну, яблочко так яблочко! // Согласен! Благо, поняли // Вы
дело наконец. // Теперь — вы сами знаете — // Чем дерево дворянское // Древней,
тем именитее, // Почетней дворянин. // Не так
ли, благодетели?»
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют.
Дело в
том, знатен
ли, богат
ли жених? Хороша
ли, богата
ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Но, с другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции,
то не требует
ли благоразумие, чтоб даже и в таком, очевидно, полезном
деле допускались краткие часы для отдохновения?
Что происходит в
тех слоях пучины, которые следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого
дна? пребывают
ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? — с полною достоверностью определить это невозможно, так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к
тому, что уходит далеко вглубь.