Неточные совпадения
Услыхав, что я
просто Долгорукий, спрашивавший обыкновенно обмеривал меня тупым и глупо-равнодушным взглядом, свидетельствовавшим, что он сам
не знает, зачем спросил, и отходил прочь.
Повторю, очень трудно писать по-русски: я вот исписал целых три страницы о том, как я злился всю жизнь за фамилию, а между тем читатель наверно уж вывел, что злюсь-то я именно за то, что я
не князь, а
просто Долгорукий. Объясняться еще раз и оправдываться было бы для меня унизительно.
Он
не то чтобы был начетчик или грамотей (хотя знал церковную службу всю и особенно житие некоторых святых, но более понаслышке),
не то чтобы был вроде, так сказать, дворового резонера, он
просто был характера упрямого, подчас даже рискованного; говорил с амбицией, судил бесповоротно и, в заключение, «жил почтительно», — по собственному удивительному его выражению, — вот он каков был тогда.
Но тут
не было никакого особенного намерения, а
просто как-то так почему-то вышло.
Об месте этом они меня и
не спрашивали, а
просто отдали меня на него, кажется, в самый первый день, как я приехал.
О вероятном прибытии дочери мой князь еще
не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется,
не подслушивал:
просто не мог
не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так взволновалась мать. Версилова дома
не было.
— Я вовсе
не для веселости вашей говорю, — почти закричал я на него, — я
просто высказываю убеждение.
О mon cher, этот детский вопрос в наше время
просто страшен: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят на тебя, с их светлым смехом и светлыми глазками, — то точно ангелы Божии или прелестные птички; а потом… а потом случается, что лучше бы они и
не вырастали совсем!
И я повернулся и вышел. Мне никто
не сказал ни слова, даже князь; все только глядели. Князь мне передал потом, что я так побледнел, что он «
просто струсил».
— Нет,
просто Долгорукий, сын бывшего крепостного Макара Долгорукого и незаконный сын моего бывшего барина господина Версилова.
Не беспокойтесь, господа: я вовсе
не для того, чтобы вы сейчас же бросились ко мне за это на шею и чтобы мы все завыли как телята от умиления!
— Васин! — вскричал я, — вы меня радуете! Я
не уму вашему удивляюсь, я удивляюсь тому, как можете вы, человек столь чистый и так безмерно надо мной стоящий, — как можете вы со мной идти и говорить так
просто и вежливо, как будто ничего
не случилось!
Не то чтоб я его ненавидел или желал ему неудачи;
просто отвертывался, потому что таков мой характер.
Ну, поверят ли, что я
не то что плакал, а
просто выл в этот вечер, чего прежде никогда
не позволял себе, и Марья Ивановна принуждена была утешать меня — и опять-таки совершенно без насмешки ни с ее, ни с его стороны.
— Друг мой,
не претендуй, что она мне открыла твои секреты, — обратился он ко мне, — к тому же она с добрым намерением —
просто матери захотелось похвалиться чувствами сына. Но поверь, я бы и без того угадал, что ты капиталист. Все секреты твои на твоем честном лице написаны. У него «своя идея», Татьяна Павловна, я вам говорил.
Там, где касается, я
не скажу убеждений — правильных убеждений тут быть
не может, — но того, что считается у них убеждением, а стало быть, по-ихнему, и святым, там
просто хоть на муки.
Я объяснил ему en toutes lettres, [Откровенно, без обиняков (франц.).] что он
просто глуп и нахал и что если насмешливая улыбка его разрастается все больше и больше, то это доказывает только его самодовольство и ординарность, что
не может же он предположить, что соображения о тяжбе
не было и в моей голове, да еще с самого начала, а удостоило посетить только его многодумную голову.
Затем вкратце изложил мои причины, выставив прямо и
просто, что поссорился с Версиловым окончательно,
не вдаваясь при этом в подробности.
Я пристал к нему, и вот что узнал, к большому моему удивлению: ребенок был от князя Сергея Сокольского. Лидия Ахмакова, вследствие ли болезни или
просто по фантастичности характера, действовала иногда как помешанная. Она увлеклась князем еще до Версилова, а князь «
не затруднился принять ее любовь», выразился Васин. Связь продолжалась мгновение: они, как уже известно, поссорились, и Лидия прогнала от себя князя, «чему, кажется, тот был рад».
— Об этом
не теперь. Ну, одним словом, я
просто сконфузился, по одной причине…
— Да,
просто,
просто, но только один уговор: если когда-нибудь мы обвиним друг друга, если будем в чем недовольны, если сделаемся сами злы, дурны, если даже забудем все это, — то
не забудем никогда этого дня и вот этого самого часа! Дадим слово такое себе. Дадим слово, что всегда припомним этот день, когда мы вот шли с тобой оба рука в руку, и так смеялись, и так нам весело было… Да? Ведь да?
— Ничего
не стоит,
просто распилить да и вывезти.
Да ведь в том-то и штука, что
просто, а вы-то
не догадались, дураки вы этакие!
— Просто-напросто все государства, несмотря на все балансы в бюджетах и на «отсутствие дефицитов», un beau matin [В одно прекрасное утро (франц.).] запутаются окончательно и все до единого пожелают
не заплатить, чтоб всем до единого обновиться во всеобщем банкрутстве.
Впрочем,
не так; я и тогда знал, что так
не надо, но — я
просто мало думал об этом.
— Тоже
не знаю, князь; знаю только, что это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того простое, что мы никак
не можем поверить, чтоб оно было так
просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет,
не замечая и
не узнавая.
— Я к тому нахохлился, — начал я с дрожью в голосе, — что, находя в вас такую странную перемену тона ко мне и даже к Версилову, я… Конечно, Версилов, может быть, начал несколько ретроградно, но потом он поправился и… в его словах, может быть, заключалась глубокая мысль, но вы
просто не поняли и…
— Я
просто не хочу, чтоб меня выскакивали учить и считали за мальчишку! — отрезал он почти с гневом.
— О, я
не вам! — быстро ответил я, но уж Стебельков непозволительно рассмеялся, и именно, как объяснилось после, тому, что Дарзан назвал меня князем. Адская моя фамилия и тут подгадила. Даже и теперь краснею от мысли, что я, от стыда конечно,
не посмел в ту минуту поднять эту глупость и
не заявил вслух, что я —
просто Долгорукий. Это случилось еще в первый раз в моей жизни. Дарзан в недоумении глядел на меня и на смеющегося Стебелькова.
— Вы
просто ничем
не ознаменовали себя, а потому и беситесь; я бы попросил вас оставить эту книгу в покое.
— Слушайте, вы… негодный вы человек! — сказал я решительно. — Если я здесь сижу и слушаю и допускаю говорить о таких лицах… и даже сам отвечаю, то вовсе
не потому, что допускаю вам это право. Я
просто вижу какую-то подлость… И, во-первых, какие надежды может иметь князь на Катерину Николаевну?
— Я и
не помню, что вы просили ей передать. Да вы и
не просили: вы
просто сказали, что будете в три часа, — оборвал я нетерпеливо. Я
не глядел на нее.
Я знаю, что за этими рулетками случаются иногда воры, то есть
не то что с улицы, а
просто из известных игроков.
Татьяна Павловна тоже приходила ко мне чуть
не ежедневно, и хоть была вовсе
не нежна со мной, но по крайней мере
не ругалась по-прежнему, что до крайности меня раздосадовало, так что я ей
просто высказал: «Вы, Татьяна Павловна, когда
не ругаетесь, прескучная».
— Просто-запросто ваш Петр Валерьяныч в монастыре ест кутью и кладет поклоны, а в Бога
не верует, и вы под такую минуту попали — вот и все, — сказал я, — и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз десять прежде того микроскоп видел, что ж он так с ума сошел в одиннадцатый-то раз? Впечатлительность какая-то нервная… в монастыре выработал.
Для меня ли собственно заходила эта «добрая женщина», как выражалась всегда о ней мама, или
просто посещала маму, по заведенному прежде порядку, — я
не спросил.
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего доброго, уж и
не встану» — вот чего очень часто боятся в народе и предпочитают лучше проходить болезнь на ногах, чем лечь в больницу. А вас, Макар Иванович,
просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество в нашем народе почти обращается в страсть. Это я
не раз заметил за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
Мама, стоявшая подле него, уже несколько раз взглядывала на окно с беспокойством;
просто надо бы было чем-нибудь заслонить окно совсем, но, чтоб
не помешать разговору, она вздумала попробовать оттащить скамеечку, на которой сидел Макар Иванович, вправо в сторону: всего-то надо было подвинуть вершка на три, много на четверть.
—
Просто надо приподнять его! — встал Версилов; двинулся и доктор, вскочила и Татьяна Павловна, но они
не успели и подойти, как Макар Иванович, изо всех сил опершись на костыль, вдруг приподнялся и с радостным торжеством стал на месте, озираясь кругом.
Тем
не менее возможности
не было
не выходить иногда
просто из себя от иных решительных предрассудков, которым он веровал с самым возмутительным спокойствием и непоколебимостью.
Он сел, но на него нашел как бы столбняк. Казалось, известие о том, что Лиза мне ничего
не передала,
просто придавило его. Он быстро вдруг заговорил и замахал руками, но опять ужасно трудно было понять.
Я готова жить у него
просто в няньках, быть его сторожем, сиделкой, но
не дам восторжествовать холодному, светскому, мерзкому расчету!
О, она ведь и сама, я уверен, слишком хорошо понимала, что Ламберт преувеличил и даже
просто налгал ей, единственно чтоб иметь благовидный предлог явиться к ней и завязать с нею сношения; если же смотрела мне в глаза, как уверенная в истине моих слов и моей преданности, то, конечно, знала, что я
не посмею отказаться, так сказать, из деликатности и по моей молодости.
— Ламберт, ты — мерзавец, ты — проклятый! — вскричал я, вдруг как-то сообразив и затрепетав. — Я видел все это во сне, ты стоял и Анна Андреевна… О, ты — проклятый! Неужели ты думал, что я — такой подлец? Я ведь и видел потому во сне, что так и знал, что ты это скажешь. И наконец, все это
не может быть так
просто, чтоб ты мне про все это так прямо и
просто говорил!
«Тут одно только серьезное возражение, — все мечтал я, продолжая идти. — О, конечно, ничтожная разница в наших летах
не составит препятствия, но вот что: она — такая аристократка, а я —
просто Долгорукий! Страшно скверно! Гм! Версилов разве
не мог бы, женясь на маме, просить правительство о позволении усыновить меня… за заслуги, так сказать, отца… Он ведь служил, стало быть, были и заслуги; он был мировым посредником… О, черт возьми, какая гадость!»
— Нет, мой друг, я ни в каком заговоре
не участвовал. А у тебя так даже глаза засверкали; я люблю твои восклицания, мой милый. Нет, я
просто уехал тогда от тоски, от внезапной тоски. Это была тоска русского дворянина — право,
не умею лучше выразиться. Дворянская тоска и ничего больше.
Высший и развитой человек, преследуя высшую мысль, отвлекается иногда совсем от насущного, становится смешон, капризен и холоден, даже
просто скажу тебе — глуп, и
не только в практической жизни, но под конец даже глуп и в своих теориях.
Это
не так
просто у них в высшем свете делается, и это невозможно, чтоб так
просто — взяла да и вышла замуж…
Кстати,
не знаю наверно даже до сего дня, подкупили они Петра Ипполитовича, моего хозяина, или нет, и получил ли он от них хоть сколько-нибудь тогда за услуги или
просто пошел в их общество для радостей интриги; но только и он был за мной шпионом, и жена его — это я знаю наверно.
Я, впрочем,
не про то:
просто хотелось измять его, потому что хорош.
Его, однако, нигде
не оказывалось, и
не к нему же было бежать; трудно было представить, чтоб он так
просто отправился домой. Вдруг одна мысль заблестела предо мною, и я стремглав бросился к Анне Андреевне.