Но все-таки нельзя же не подумать и о мере, потому что тебе теперь именно хочется звонкой жизни, что-нибудь зажечь, что-нибудь раздробить, стать выше всей России, пронестись громовою тучей и оставить всех
в страхе и в восхищении, а самому скрыться в Северо-Американские Штаты.
Неточные совпадения
А началось, однако, со
страху: я боялся, уже давно, с самого давеча, что
в жару и врасплох слишком проговорился Ахмаковой про документ.
Несколько раз она приподымала с милым, опасливым жестом свою гантированную ручку, чтоб остановить меня, но каждый раз отнимала ее
в недоумении и
страхе назад.
Всего краше, всего светлее было то, что он
в высшей степени понял, что «можно страдать
страхом по документу» и
в то же время оставаться чистым и безупречным существом, каким она сегодня передо мной открылась.
Быть может, непристойно девице так откровенно говорить с мужчиной, но, признаюсь вам, если бы мне было дозволено иметь какие-то желания, я хотела бы одного: вонзить ему
в сердце нож, но только отвернувшись, из
страха, что от его отвратительного взгляда задрожит моя рука и замрет мое мужество.
Тогда я обрадовался и
страх мой прошел, но я ошибался, как и узнал потом, к моему удивлению: он во время моей болезни уже заходил, но Версилов умолчал мне об этом, и я заключил, что для Ламберта я уже канул
в вечность.
А что тайна, то оно тем даже и лучше; страшно оно сердцу и дивно; и
страх сей к веселию сердца: «Все
в тебе, Господи, и я сам
в тебе и приими меня!» Не ропщи, вьюнош: тем еще прекрасней оно, что тайна, — прибавил он умиленно.
Она выговорила это скороговоркой, покраснев, и хотела было поскорее уйти, потому что тоже
страх как не любила размазывать чувства и на этот счет была вся
в меня, то есть застенчива и целомудренна; к тому же, разумеется, не хотела бы начинать со мной на тему о Макаре Ивановиче; довольно было и того, что мы могли сказать, обменявшись взглядами.
Я присел на кровати, холодный пот выступил у меня на лбу, но я чувствовал не испуг: непостижимое для меня и безобразное известие о Ламберте и его происках вовсе, например, не наполнило меня ужасом, судя по
страху, может быть безотчетному, с которым я вспоминал и
в болезни и
в первые дни выздоровления о моей с ним встрече
в тогдашнюю ночь.
Хозяин встретил меня обрадовавшись, заметавшись и закидавшись, чего я
страх не люблю именно
в такие минуты.
— Куда ты? Что ты! — завопил Ламберт,
в ужаснейшем
страхе, хватая меня за шубу.
Я с судорожным нетерпением мечтал о целой новой программе жизни; я мечтал постепенно, методическим усилием, разрушить
в душе ее этот постоянный ее
страх предо мной, растолковать ей ее собственную цену и все, чем она даже выше меня.
Она
в высшей степени правдиво (а потому почти трогательно) признавалась ему
в своем
страхе и затем просто умоляла его «оставить ее
в покое».
— Катерина Николаевна, несмотря на весь свой
страх, который я
в ней сама приметила, всегда питала, еще с прежнего времени, некоторое благоговение и удивление к благородству правил и к возвышенности ума Андрея Петровича.
— Cher, — зашептал он
в каком-то безумном уже
страхе, весь дрожа как лист, — друг мой, скажи мне всю правду: куда меня теперь денут?
Неточные совпадения
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек!
В жисть не был
в присутствии такой важной персоны, чуть не умер со
страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой
в рассуждении чина?
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так он и
в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло
страхом.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова.
Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Читая эти письма, Грустилов приходил
в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой,
страх чертей — все это производило
в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался
в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
Так, например, наверное обнаружилось бы, что происхождение этой легенды чисто административное и что Баба-яга была не кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения
в обывателях спасительного
страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца поевши".