Неточные совпадения
— Mais… tiens! [
Ах,
да! (франц.)] — вскричал было князь, ударив себя пальцем по лбу.
—
Ах, Господи, какое с его стороны великодушие! — крикнула Татьяна Павловна. — Голубчик Соня,
да неужели ты все продолжаешь говорить ему вы?
Да кто он такой, чтоб ему такие почести,
да еще от родной своей матери! Посмотри, ведь ты вся законфузилась перед ним, срам!
—
Ах, Татьяна Павловна, зачем бы вам так с ним теперь!
Да вы шутите, может, а? — прибавила мать, приметив что-то вроде улыбки на лице Татьяны Павловны. Татьяны Павловнину брань и впрямь иногда нельзя было принять за серьезное, но улыбнулась она (если только улыбнулась), конечно, лишь на мать, потому что ужасно любила ее доброту и уж без сомнения заметила, как в ту минуту она была счастлива моею покорностью.
—
Ах, виновата я перед тобою, Аркадий; призналась бы тебе кое в чем,
да боюсь тебя уж очень…
—
Ах, нет, что сегодня, про то не сказал.
Да я всю неделю так боюсь. Хоть бы проиграть, я бы помолилась, только бы с плеч долой,
да опять по-прежнему.
— Я стоял, смотрел на вас и вдруг прокричал: «
Ах, как хорошо, настоящий Чацкий!» Вы вдруг обернулись ко мне и спрашиваете: «
Да разве ты уже знаешь Чацкого?» — а сами сели на диван и принялись за кофей в самом прелестном расположении духа, — так бы вас и расцеловал.
—
Да, разумеется, если с такой точки…
Ах,
да вы, кажется, пошутили! И преумно. Я в это время пью чай и сейчас прикажу, вы, вероятно, сделаете компанию.
—
Да ведь вот же и тебя не знал, а ведь знаю же теперь всю. Всю в одну минуту узнал. Ты, Лиза, хоть и боишься смерти, а, должно быть, гордая, смелая, мужественная. Лучше меня, гораздо лучше меня! Я тебя ужасно люблю, Лиза.
Ах, Лиза! Пусть приходит, когда надо, смерть, а пока жить, жить! О той несчастной пожалеем, а жизнь все-таки благословим, так ли? Так ли? У меня есть «идея», Лиза. Лиза, ты ведь знаешь, что Версилов отказался от наследства?
—
Ах, Боже мой! — вскричал я, —
да ведь и вправду. Как же он смел!..
—
Ах, милый мой, — вдруг поднялся он с места, —
да ты, кажется, собираешься со двора, а я тебе помешал… Прости, пожалуйста.
—
Ах, Боже мой,
да ты не торопись: это все не так скоро. Вообще же, ничего не делать всего лучше; по крайней мере спокоен совестью, что ни в чем не участвовал.
— О, по крайней мере я с ним вчера расплатился, и хоть это с сердца долой! Лиза, знает мама?
Да как не знать: вчера-то, вчера-то она поднялась на меня!..
Ах, Лиза!
Да неужто ты решительно во всем себя считаешь правой, так-таки ни капли не винишь себя? Я не знаю, как это судят по-теперешнему и каких ты мыслей, то есть насчет меня, мамы, брата, отца… Знает Версилов?
—
Ах, Лиза,
да, «носи»! Не сделай чего над собой, упаси тебя Боже!
— Так ты вот как! — стала она передо мной, вся изогнувшись вперед. —
Ах ты, пащенок! Что ты это наделал? Аль еще не знаешь? Кофей пьет!
Ах ты, болтушка,
ах ты, мельница,
ах ты, любовник из бумажки…
да таких розгами секут, розгами, розгами!
«У меня есть „идея“! — подумал было я вдруг, —
да так ли? Не наизусть ли я затвердил? Моя идея — это мрак и уединение, а разве теперь уж возможно уползти назад в прежний мрак?
Ах, Боже мой, я ведь не сжег „документ“! Я так и забыл его сжечь третьего дня. Ворочусь и сожгу на свечке, именно на свечке; не знаю только, то ли я теперь думаю…»
— Ну, Христос с тобой, — сказала она вдруг, восклонившись и вся сияя, — выздоравливай. Зачту это тебе. Болен он, очень болен… В жизни волен Бог…
Ах, что это я сказала,
да быть же того не может!..
«А уж и впрямь долговязый, барыня, — лукаво ответила Марья, — котлетки-то с горошком сегодня приказывали, давеча недослышала, сюда торопилась?» — «
Ах нет, с капустой, Марья,
да, пожалуйста, не сожги, как вчера».
— Ну
да, и в вагонах;
ах, какой ты скучный! нечего пояснять-то. Вот тоже охота прикидываться дураком.
—
Ах,
да он ведь здесь! Так он не ушел? — воскликнул, срываясь с места, мой мальчик.
— Не надо, не надо ничего, никаких подробностей! все ваши преступления я сама знаю: бьюсь об заклад, вы хотели на мне жениться, или вроде того, и только что сговаривались об этом с каким-нибудь из ваших помощников, ваших прежних школьных друзей…
Ах,
да ведь я, кажется, угадала! — вскричала она, серьезно всматриваясь в мое лицо.
—
Ах, Боже мой!
да ведь не впервой же он приходит!
— Однако, однако… однако догони-ка его! — закричала вдруг изо всей силы Татьяна Павловна, как бы опомнившись. — Ступай… ступай… догони, не отставай от него ни шагу, ступай, ступай! — отдергивала она меня изо всех сил от мамы, —
ах,
да побегу же я сама!
— Он просил меня пожертвовать своей судьбой его счастию, а впрочем, не просил по-настоящему: это все довольно молчаливо обделалось, я только в глазах его все прочитала.
Ах, Боже мой,
да чего же больше: ведь ездил же он в Кенигсберг, к вашей матушке, проситься у ней жениться на падчерице madame Ахмаковой? Ведь это очень сходно с тем, что он избрал меня вчера своим уполномоченным и конфидентом.
—
Ах Боже мой! Ох, тошно мне! — закружилась и заметалась она по комнате. — И они там с ним распоряжаются! Эх, грозы-то нет на дураков! И с самого с утра? Ай
да Анна Андреевна! Ай
да монашенка! А ведь та-то, Милитриса-то, ничего-то ведь и не ведает!
—
Да нельзя, нельзя, дурачок! То-то вот и есть!
Ах, что делать!
Ах, тошно мне! — заметалась она опять, захватив, однако, рукою плед. — Э-эх, кабы ты раньше четырьмя часами пришел, а теперь — восьмой, и она еще давеча к Пелищевым обедать отправилась, а потом с ними в оперу.
— Tiens, j'ai oublie son nom… Un homme affreux… Tiens, Versiloff. [
Ах, я забыла, как же его зовут… Ужасный человек…
Да, Версилов (франц.).]
—
Ах нет, может! — взвизгнула Татьяна Павловна. —
Да говори ты, матушка, не прыгая, руками-то не махай; что ж они там хотят? Растолкуй, матушка, толком: не поверю же я, что они стрелять в нее хотят?
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна,
да потом пожертвуешь двадцать аршин,
да и давай тебе еще награду за это?
Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим».
Да дворянин…
ах ты, рожа!
Хлестаков.
Ах, какой мошенник!
Да за это просто в Сибирь.
Марья Антоновна.
Да, право, маменька, чрез минуты две всё узнаем. Уж скоро Авдотья должна прийти. (Всматривается в окно и вскрикивает.)
Ах, маменька, маменька! кто-то идет, вон в конце улицы.
Г-жа Простакова.
Ах, мой батюшка!
Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, — свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный!
Ах, я дура бессчетная!
Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!