Неточные совпадения
—
Нет, не думаю. Даже если б и пригласили,
так не останусь. Я просто познакомиться только приехал и больше ничего.
— О, почти не по делу! То есть, если хотите, и есть одно дело,
так только совета спросить, но я, главное, чтоб отрекомендоваться, потому я князь Мышкин, а генеральша Епанчина тоже последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и
нет.
— В Петербурге? Совсем почти
нет,
так, только проездом. И прежде ничего здесь не знал, а теперь столько, слышно, нового, что, говорят, кто и знал-то,
так сызнова узнавать переучивается. Здесь про суды теперь много говорят.
Нет, с человеком
так нельзя поступать!
— Если уж
так вам желательно, — промолвил он, — покурить, то оно, пожалуй, и можно, коли только поскорее. Потому вдруг спросит, а вас и
нет. Вот тут под лесенкой, видите, дверь. В дверь войдете, направо каморка; там можно, только форточку растворите, потому оно не порядок…
— Я
так и предчувствовал, — перебил князь, — что вы непременно увидите в посещении моем какую-нибудь особенную цель. Но, ей-богу, кроме удовольствия познакомиться, у меня
нет никакой частной цели.
И наконец, мне кажется, мы
такие розные люди на вид… по многим обстоятельствам, что, у нас, пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я в эту последнюю идею сам не верю, потому очень часто только
так кажется, что
нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди
так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…
— Ну, черт с ним! Ну,
так как же вы, князь, довольны или
нет?
Так как с некоторого времени он с генералом Епанчиным состоял в необыкновенной дружбе, особенно усиленной взаимным участием в некоторых финансовых предприятиях, то и сообщил ему,
так сказать, прося дружеского совета и руководства: возможно или
нет предположение о его браке с одною из его дочерей?
Под конец она даже
так разгорячилась и раздражилась, излагая всё это (что, впрочем, было
так естественно), что генерал Епанчин был очень доволен и считал дело оконченным; но раз напуганный Тоцкий и теперь не совсем поверил, и долго боялся,
нет ли и тут змеи под цветами.
Она допускала, однако ж, и дозволяла ему любовь его, но настойчиво объявила, что ничем не хочет стеснять себя; что она до самой свадьбы (если свадьба состоится) оставляет за собой право сказать «
нет», хотя бы в самый последний час; совершенно
такое же право предоставляет и Гане.
— О
нет, он мне сам говорил, — я его уже про это спрашивал, — вовсе не
так жил и много, много минут потерял.
Я не то чтоб учил их; о
нет, там для этого был школьный учитель, Жюль Тибо; я, пожалуй, и учил их, но я больше
так был с ними, и все мои четыре года
так и прошли.
И не подумайте, что я с простоты
так откровенно все это говорил сейчас вам про ваши лица; о
нет, совсем
нет!
— Я хочу видеть! — вскинулась генеральша. — Где этот портрет? Если ему подарила,
так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича!
Нет, я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что посмотреть. Пожалуйста.
Это не бог знает какой секрет, тут
нет ничего
такого… но… сделаете?
«
Нет, его теперь
так отпустить невозможно, — думал про себя Ганя, злобно посматривая дорогой на князя, — этот плут выпытал из меня всё, а потом вдруг снял маску… Это что-то значит. А вот мы увидим! Всё разрешится, всё, всё! Сегодня же!»
— Ну
так знайте ж, что я женюсь, и теперь уж непременно. Еще давеча колебался, а теперь уж
нет! Не говорите! Я знаю, что вы хотите сказать…
— Н-нет, у нас
так не будет… Тут… тут есть обстоятельства… — пробормотал Ганя в тревожной задумчивости. — А что касается до ее ответа, то в нем уже
нет сомнений, — прибавил он быстро. — Вы из чего заключаете, что она мне откажет?
—
Нет! Я хочу… к капитанше Терентьевой, вдове капитана Терентьева, бывшего моего подчиненного… и даже друга… Здесь, у капитанши, я возрождаюсь духом, и сюда несу мои житейские и семейные горести… И
так как сегодня я именно с большим нравственным грузом, то я…
Мне все-таки не
так совестно, как ему, потому что у меня отец, а у него мать, тут все-таки разница, потому что мужскому полу в
таком случае
нет бесчестия.
— Вот видите, вы говорите, людей
нет честных и сильных, и что все только ростовщики; вот и явились сильные люди, ваша мать и Варя. Разве помогать здесь и при
таких обстоятельствах не признак нравственной силы?
В вознаграждение я и выпросил позволение говорить правду,
так как всем известно, что правду говорят только те, у кого
нет остроумия.
— Отнюдь
нет, господа! Я именно прошу вас сидеть. Ваше присутствие особенно сегодня для меня необходимо, — настойчиво и значительно объявила вдруг Настасья Филипповна. И
так как почти уже все гости узнали, что в этот вечер назначено быть очень важному решению, то слова эти показались чрезвычайно вескими. Генерал и Тоцкий еще раз переглянулись, Ганя судорожно шевельнулся.
Князь, позвольте вас спросить, как вы думаете, мне вот всё кажется, что на свете гораздо больше воров, чем неворов, и что
нет даже
такого самого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл.
«
Нет, уж вы, батюшка, обижать меня
таким манером не извольте».
— Надули Фердыщенка! Вот
так надули!
Нет, вот это уж
так надули! — вскричал плачевным голосом Фердыщенко, понимая, что можно и должно вставить словцо.
— Князь, — резко и неподвижно обратилась к нему вдруг Настасья Филипповна, — вот здесь старые мои друзья, генерал да Афанасий Иванович, меня всё замуж выдать хотят. Скажите мне, как вы думаете: выходить мне замуж иль
нет? Как скажете,
так и сделаю.
— Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно совсем сбиваетесь. Во-первых, что
такое «при людях»? Разве мы не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот, ну, вот и рассказала; не хорош разве? И почему вы говорите, что «не серьезно»? Разве это не серьезно? Вы слышали, я сказала князю: «как скажете,
так и будет»; сказал бы да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал
нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь на одном волоске висела; чего серьезнее?
—
Нет, генерал! Я теперь и сама княгиня, слышали, — князь меня в обиду не даст! Афанасий Иванович, поздравьте вы-то меня; я теперь с вашею женой везде рядом сяду; как вы думаете, выгодно
такого мужа иметь? Полтора миллиона, да еще князь, да еще, говорят, идиот в придачу, чего лучше? Только теперь и начнется настоящая жизнь! Опоздал, Рогожин! Убирай свою пачку, я за князя замуж выхожу и сама богаче тебя!
— Я, как тебя
нет предо мною, то тотчас же к тебе злобу и чувствую, Лев Николаевич. В эти три месяца, что я тебя не видал, каждую минуту на тебя злобился, ей-богу.
Так бы тебя взял и отравил чем-нибудь! Вот как. Теперь ты четверти часа со мной не сидишь, а уж вся злоба моя проходит, и ты мне опять по-прежнему люб. Посиди со мной…
Никакой
такой во мне
нет к ней жалости.
«Ты вот точно
такой бы и был, — усмехнулась мне под конец, — у тебя, говорит, Парфен Семеныч, сильные страсти,
такие страсти, что ты как раз бы с ними в Сибирь, на каторгу, улетел, если б у тебя тоже ума не было, потому что у тебя большой ум есть, говорит» (
так и сказала, вот веришь или
нет?
Я тебе реестрик сама напишу, какие тебе книги перво-наперво надо прочесть; хочешь иль
нет?“ И никогда-то, никогда прежде она со мной
так не говорила,
так что даже удивила меня; в первый раз как живой человек вздохнул.
Он говорит, что любит ее не
так, что в нем
нет состраданья,
нет «никакой
такой жалости».
Нет, не «русская душа потемки», а у него самого на душе потемки, если он мог вообразить
такой ужас.
— Отчего же
нет? Всех, кому угодно! Уверяю вас, Лебедев, что вы что-то не
так поняли в моих отношениях в самом начале; у вас тут какая-то беспрерывная ошибка. Я не имею ни малейших причин от кого-нибудь таиться и прятаться, — засмеялся князь.
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда
так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего
нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
— Ничего не понимаю, какая там решетка! — раздражалась генеральша, начинавшая очень хорошо понимать про себя, кто
такой подразумевался под названием (и, вероятно, давно уже условленным) «рыцаря бедного». Но особенно взорвало ее, что князь Лев Николаевич тоже смутился и наконец совсем сконфузился, как десятилетний мальчик. — Да что, кончится или
нет эта глупость? Растолкуют мне или
нет этого «рыцаря бедного»? Секрет, что ли, какой-нибудь
такой ужасный, что и подступиться нельзя?
Все наконец расселись в ряд на стульях напротив князя, все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из одной руки в другую свои фуражки, все приготовились говорить, и все, однако ж, молчали, чего-то выжидая с вызывающим видом, в котором
так и читалось: «
Нет, брат, врешь, не надуешь!» Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести одно только первое слово, и тотчас же все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга.
И наконец я все-таки, — несмотря на то что уже
нет теперь «сына Павлищева» и что всё это оказывается мистификацией, я все-таки не изменяю своего решения и готов возвратить десять тысяч, в память Павлищева.
— Слышали!
Так ведь на это-то ты и рассчитываешь, — обернулась она опять к Докторенке, — ведь уж деньги теперь у тебя всё равно что в кармане лежат, вот ты и фанфаронишь, чтобы нам пыли задать…
Нет, голубчик, других дураков найди, а я вас насквозь вижу… всю игру вашу вижу!
— Да оставите ли вы меня, — закричала она на уговаривавших ее, —
нет, коли вы уж даже сами, Евгений Павлыч, заявили сейчас, что даже сам защитник на суде объявлял, что ничего
нет естественнее, как по бедности шесть человек укокошить,
так уж и впрямь последние времена пришли.
Сомнения
нет, что семейные мучения ее были неосновательны, причину имели ничтожную и до смешного были преувеличены; но если у кого бородавка на носу или на лбу, то ведь
так и кажется, что всем только одно было и есть на свете, чтобы смотреть на вашу бородавку, над нею смеяться и осуждать вас за нее, хотя бы вы при этом открыли Америку.
Но мы не об литературе начали говорить, мы заговорили о социалистах, и чрез них разговор пошел; ну,
так я утверждаю, что у нас
нет ни одного русского социалиста;
нет и не было, потому что все наши социалисты тоже из помещиков или семинаристов.
— Нет-с, я не про то, — сказал Евгений Павлович, — но только как же вы, князь (извините за вопрос), если вы
так это видите и замечаете, то как же вы (извините меня опять) в этом странном деле… вот что на днях было… Бурдовского, кажется… как же вы не заметили
такого же извращения идей и нравственных убеждений? Точь-в-точь ведь
такого же! Мне тогда показалось, что вы совсем не заметили?
— Ну, бьюсь же об заклад, —
так и вскипела вдруг Лизавета Прокофьевна, совсем забыв, что сейчас же князя хвалила, — об заклад бьюсь, что он ездил вчера к нему на чердак и прощения у него на коленях просил, чтоб эта злая злючка удостоила сюда переехать. Ездил ты вчера? Сам ведь признавался давеча.
Так или
нет? Стоял ты на коленках или
нет?
— Здесь ни одного
нет, который бы стоил
таких слов! — разразилась Аглая, — здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни ума, ни сердца вашего! Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех! Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили… Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже всех? Зачем вы всё в себе исковеркали, зачем в вас гордости
нет?
— Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения
нет, — засмеялся наконец и князь, — и даже, может быть, вы решили меня немножко и обмануть. Но ведь что ж, я вас не боюсь; притом же мне теперь как-то всё равно, поверите ли? И… и… и
так как я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный, то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим тем, что дружески сойдемся. Вы мне очень понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек!
— Нет-с, позвольте-с,
так нельзя-с! — закричал Лебедев, вскакивая и махая руками, как будто желая остановить начинавшийся всеобщий смех, — позвольте-с! С этими господами… эти все господа, — обернулся он вдруг к князю, — ведь это, в известных пунктах, вот что-с… — и он без церемонии постукал два раза по столу, отчего смех еще более усилился.