Неточные совпадения
— О, наверно
не помешает. И насчет места я бы очень даже желал, потому что самому хочется посмотреть, к чему я способен. Учился же я все четыре года постоянно, хотя и
не совсем правильно, а так, по особой его системе, и при этом очень много русских книг удалось
прочесть.
— Это главное, — договорил Ганя, опять помогая затруднившемуся генералу и скорчив свои губы в ядовитейшую улыбку, которую уже
не хотел скрывать. Он глядел своим воспаленным взглядом прямо в глаза генералу, как бы даже желая, чтобы тот
прочел в его взгляде всю его мысль. Генерал побагровел и вспылил.
— Этот человек уверяет, — резко сказала Аглая, когда князь кончил
читать, — что слово «разорвите всё» меня
не скомпрометирует и
не обяжет ничем, и сам дает мне в этом, как видите, письменную гарантию, этою самою запиской.
— Про-че-е-сть! — закричал Ганя чуть
не во все горло. —
прочесть! Вы
читали?
— Сама, и поверьте, что я бы
не стал
читать без ее приглашения.
— Быть
не может! Она
не могла вам велеть
прочесть. Вы лжете! Вы сами
прочли!
— Да я удивляюсь, что вы так искренно засмеялись. У вас, право, еще детский смех есть. Давеча вы вошли мириться и говорите: «Хотите, я вам руку поцелую», — это точно как дети бы мирились. Стало быть, еще способны же вы к таким словам и движениям. И вдруг вы начинаете
читать целую лекцию об этаком мраке и об этих семидесяти пяти тысячах. Право, всё это как-то нелепо и
не может быть.
Что Коля
не льстил, то это было вполне справедливо; он сумел стать у них совершенно на равную и независимую ногу, хоть и
читал иногда генеральше книги и газеты, — но он и всегда бывал услужлив.
Аглая
не посовестилась и
прочла.
— Он поутру никогда много
не пьет; если вы к нему за каким-нибудь делом, то теперь и говорите. Самое время. Разве к вечеру, когда воротится, так хмелен; да и то теперь больше на ночь плачет и нам вслух из Священного писания
читает, потому что у нас матушка пять недель как умерла.
— Ну, довольно, полно, молись за кого хочешь, черт с тобой, раскричался! — досадливо перебил племянник. — Ведь он у нас преначитанный, вы, князь,
не знали? — прибавил он с какою-то неловкою усмешкой. — Всё теперь разные вот этакие книжки да мемуары
читает.
— «Так вот я тебе, говорит, дам
прочесть: был такой один папа, и на императора одного рассердился, и тот у него три дня
не пивши,
не евши, босой, на коленках, пред его дворцом простоял, пока тот ему
не простил; как ты думаешь, что тот император в эти три дня, на коленках-то стоя, про себя передумал и какие зароки давал?..
Да постой, говорит, я тебе сама про это
прочту!» Вскочила, принесла книгу: «Это стихи», говорит, и стала мне в стихах
читать о том, как этот император в эти три дня заклинался отомстить тому папе: «Неужели, говорит, это тебе
не нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно, говорю, что ты
прочла».
(А она мне и сама как-то раз в Москве говорила: „Ты бы образил себя хоть бы чем, хоть бы „Русскую историю“ Соловьева
прочел, ничего-то ведь ты
не знаешь“.)
Я тебе реестрик сама напишу, какие тебе книги перво-наперво надо
прочесть; хочешь иль нет?“ И никогда-то, никогда прежде она со мной так
не говорила, так что даже удивила меня; в первый раз как живой человек вздохнул.
Одно только меня поразило: что он вовсе как будто
не про то говорил, во всё время, и потому именно поразило, что и прежде, сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни
читал таких книг, всё мне казалось, что и говорят они, и в книгах пишут совсем будто
не про то, хотя с виду и кажется, что про то.
Да, надо, чтобы теперь всё это было ясно поставлено, чтобы все ясно
читали друг в друге, чтобы
не было этих мрачных и страстных отречений, как давеча отрекался Рогожин, и пусть всё это совершится свободно и… светло.
— Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! — решила генеральша. — Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже
не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи?
Прочти, верно, знаешь! Я непременно хочу знать эти стихи. Всю жизнь терпеть
не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога, князь, потерпи, нам с тобой, видно, вместе терпеть приходится, — обратилась она к князю Льву Николаевичу. Она была очень раздосадована.
Всю первоначальную аффектацию и напыщенность, с которою она выступила
читать, она прикрыла такою серьезностью и таким проникновением в дух и смысл поэтического произведения, с таким смыслом произносила каждое слово стихов, с такою высшею простотой проговаривала их, что в конце чтения
не только увлекла всеобщее внимание, но передачей высокого духа баллады как бы и оправдала отчасти ту усиленную аффектированную важность, с которою она так торжественно вышла на средину террасы.
Она торопливо протянула ему одну еженедельную газету из юмористических и указала пальцем статью. Лебедев, когда еще входили гости, подскочил сбоку к Лизавете Прокофьевне, за милостями которой ухаживал, и ни слова
не говоря, вынув из бокового своего кармана эту газету, подставил ей прямо на глаза, указывая отчеркнутый столбец. То, что уже успела
прочесть Лизавета Прокофьевна, поразило и взволновало ее ужасно.
—
Не лучше ли, однако,
не вслух, — пролепетал князь, очень смущенный, — я бы
прочел один… после…
Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни слова
не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыносимо стыдно, и его детская, еще
не успевшая привыкнуть к грязи впечатлительность была возмущена даже сверх меры. Ему казалось, что произошло что-то необычайное, всё разом разрушившее, и что чуть ли уж и сам он тому
не причиной, уж тем одним, что вслух
прочел это.
Бурдовскому я только
прочел, и то
не всё, и тотчас от него получил согласие напечатать, но согласитесь, что я мог печатать и без согласия.
Господин Келлер говорит, что предварительно
читал вам статью, хоть и
не всю… без всякого сомнения, он
не дочитал вам до этого места…
В настоящую минуту я
не стану
читать этих писем.
— Я бы удивился, совсем, впрочем,
не зная света (я сознаюсь в этом), тому, что вы
не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц выслушивать дело скандальное, хотя они уже всё
прочли в романах.
— Я
не знаю ваших мыслей, Лизавета Прокофьевна. Вижу только, что письмо это вам очень
не нравится. Согласитесь, что я мог бы отказаться отвечать на такой вопрос; но чтобы показать вам, что я
не боюсь за письмо и
не сожалею, что написал, и отнюдь
не краснею за него (князь покраснел еще чуть
не вдвое более), я вам
прочту это письмо, потому что, кажется, помню его наизусть.
— Экая бестолочь! — заключила Лизавета Прокофьевна, бросая назад записку, —
не стоило и
читать. Чего ты ухмыляешься?
— Туда пишет, к той, а та
читает. Аль
не знаешь? Ну, так узнаешь; наверно, покажет тебе сама.
— Знаете, я ужасно люблю в газетах
читать про английские парламенты, то есть
не в том смысле, про что они там рассуждают (я, знаете,
не политик), а в том, как они между собой объясняются, ведут себя, так сказать, как политики: «благородный виконт, сидящий напротив», «благородный граф, разделяющий мысль мою», «благородный мой оппонент, удививший Европу своим предложением», то есть все вот эти выраженьица, весь этот парламентаризм свободного народа — вот что для нашего брата заманчиво!
Господа, я… однако все эти господа и
не слушают… я намерен
прочесть одну статью, князь; закуска, конечно, интереснее, но…
— Мы никто этого и
не думаем, — ответил князь за всех, — и почему вы думаете, что у кого-нибудь есть такая мысль, и что… что у вас за странная идея
читать? Что у вас тут такое, Ипполит?
— Впрочем,
не беспокойтесь, я
прочту в сорок минут, ну — в час…
—
Читать! — прошептал Ипполит, как будто раздавленный решением судьбы; он
не побледнел бы более, если б ему
прочли смертный приговор.
— Да что это? Да что тут такое? Что будут
читать? — мрачно бормотали некоторые; другие молчали. Но все уселись и смотрели с любопытством. Может быть, действительно ждали чего-то необыкновенного. Вера уцепилась за стул отца и от испуга чуть
не плакала; почти в таком же испуге был и Коля. Уже усевшийся Лебедев вдруг приподнялся, схватился за свечки и приблизил их ближе к Ипполиту, чтобы светлее было
читать.
— Неужто броситься в воду? — вскричал Бахмутов чуть
не в испуге. Может быть, он
прочел мою мысль в моем лице.
— Сущность та же, хотя, может быть, и разные амплуа. Увидите, если этот господин
не способен укокошить десять душ, собственно для одной «шутки», точь-в-точь как он сам нам
прочел давеча в объяснении. Теперь мне эти слова его спать
не дадут.
— Непременно принесите, и нечего спрашивать. Ему, наверно, это будет очень приятно, потому что он, может быть, с тою целью и стрелял в себя, чтоб я исповедь потом
прочла. Пожалуйста, прошу вас
не смеяться над моими словами, Лев Николаич, потому что это очень может так быть.
Она спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто
не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень к ней шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она
прочла его исповедь, очень ее удивило.
Я ни одного собора готического
не видала, я хочу в Риме быть, я хочу все кабинеты ученые осмотреть, я хочу в Париже учиться; я весь последний год готовилась и училась и очень много книг
прочла; я все запрещенные книги
прочла.
Александра и Аделаида все книги
читают, им можно, а мне
не все дают, за мной надзор.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо
не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама
не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже
не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока
прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок
не упала.
Ему даже
не верилось, что пред ним сидит та самая высокомерная девушка, которая так гордо и заносчиво
прочитала ему когда-то письмо Гаврилы Ардалионовича. Он понять
не мог, как в такой заносчивой, суровой красавице мог оказаться такой ребенок, может быть, действительно даже и теперь
не понимающий всех слов ребенок.
Напиши это Вольтер, Руссо, Прудон, я
прочту, замечу, но
не поражусь до такой степени.
Он хотел было пойти к ней тотчас же, но
не мог; наконец, почти в отчаянии, развернул письма и стал
читать.
— Теперь пойдете вы с мужем меня на службу гнать; лекции про упорство и силу воли
читать: малым
не пренебрегать и так далее, наизусть знаю, — захохотал Ганя.
Радостное настроение семейства продолжалось недолго. На другой же день Аглая опять поссорилась с князем, и так продолжалось беспрерывно, во все следующие дни. По целым часам она поднимала князя на смех и обращала его чуть
не в шута. Правда, они просиживали иногда по часу и по два в их домашнем садике, в беседке, но заметили, что в это время князь почти всегда
читает Аглае газеты или какую-нибудь книгу.
— Что же в вас после этого? Как же я могу вас уважать после этого?
Читайте дальше; а впрочем,
не надо, перестаньте
читать.
— Откладывает… ей нельзя, понимаю, понимаю… — перебил Ипполит, как бы стараясь поскорее отклонить разговор. — Кстати, говорят, вы сами
читали ей всю эту галиматью вслух; подлинно, в бреду написано и… сделано. И
не понимаю, до какой степени надо быть, —
не скажу жестоким (это для меня унизительно), но детски тщеславным и мстительным, чтоб укорять меня этою исповедью и употреблять ее против меня же как оружие!
Не беспокойтесь, я
не на ваш счет говорю…
Мы с ним Пушкина
читали, всего
прочли; он ничего
не знал, даже имени Пушкина…