Неточные совпадения
Однажды случилось, что как-то в
начале зимы, месяца четыре спустя после одного из летних приездов Афанасия Ивановича в Отрадное, заезжавшего на этот раз всего только на две
недели, пронесся слух, или, лучше сказать, дошел как-то слух до Настасьи Филипповны, что Афанасий Иванович в Петербурге женится на красавице, на богатой, на знатной, — одним словом, делает солидную и блестящую партию.
Он со сна не поверил,
начал было спорить, что бумага выйдет чрез
неделю, но когда совсем очнулся, перестал спорить и замолчал, — так рассказывали, — потом сказал: «Все-таки тяжело так вдруг…» — и опять замолк, и уже ничего не хотел говорить.
— А насчет веры, —
начал он, улыбнувшись (видимо не желая так оставлять Рогожина) и, кроме того, оживляясь под впечатлением одного внезапного воспоминания, — насчет веры я, на прошлой
неделе, в два дня четыре разные встречи имел.
Наконец, и соблазн: природа до такой степени ограничила мою деятельность своими тремя
неделями приговора, что, может быть, самоубийство есть единственное дело, которое я еще могу успеть
начать и окончить по собственной воле моей.
Две
недели спустя, то есть уже в
начале июля, и в продолжение этих двух
недель история нашего героя, и особенно последнее приключение этой истории, обращаются в странный, весьма увеселительный, почти невероятный и в то же время почти наглядный анекдот, распространяющийся мало-помалу по всем улицам, соседним с дачами Лебедева, Птицына, Дарьи Алексеевны, Епанчиных, короче сказать, почти по всему городу и даже по окрестностям его.
Так, нам совершенно известно, что в продолжение этих двух
недель князь целые дни и вечера проводил вместе с Настасьей Филипповной, что она брала его с собой на прогулки, на музыку; что он разъезжал с нею каждый день в коляске; что он
начинал беспокоиться о ней, если только час не видел ее (стало быть, по всем признакам, любил ее искренно); что слушал ее с тихою и кроткою улыбкой, о чем бы она ему ни говорила, по целым часам, и сам ничего почти не говоря.
Неточные совпадения
— Катерина Ивановна, —
начал он ей, — на прошлой
неделе ваш покойный муж рассказал мне всю свою жизнь и все обстоятельства…
Часто, иногда после нескольких дней и даже
недель угрюмого, мрачного молчания и безмолвных слез, больная как-то истерически оживлялась и
начинала вдруг говорить вслух, почти не умолкая, о своем сыне, о своих надеждах, о будущем…
Самгин знал, что она не кормила своим молоком Дмитрия, а его кормила только пять
недель. Почти все свои мысли она или
начинала или заканчивала тремя словами:
Сердце дрогнет у него. Он печальный приходит к матери. Та знает отчего и
начинает золотить пилюлю, втайне вздыхая сама о разлуке с ним на целую
неделю.
Еще несколько
недель, месяцев покоя, забвения, дружеской ласки — и она встала бы мало-помалу на ноги и
начала бы жить новой жизнью. А между тем она медлит протянуть к ним доверчиво руки — не из гордости уже, а из пощады, из любви к ним.