Неточные совпадения
— Смотрю я на Трезорку, — рассказывал он потом арестантам, впрочем, долго спустя после своего визита к майору, когда
уже все дело было забыто, — смотрю: лежат пес на диване, на белой подушке; и ведь вижу, что воспаление, что надоть бы кровь пустить, и вылечился бы пес, ей-ей
говорю! да думаю про себя: «А что, как
не вылечу, как околеет?» «Нет,
говорю, ваше высокоблагородие, поздно позвали; кабы вчера или третьего дня, в это же время, так вылечил бы пса; а теперь
не могу,
не вылечу…»
Он замолчал и в этот вечер
уже больше
не сказал ни слова. Но с этих пор он искал каждый раз
говорить со мной, хотя сам из почтения, которое он неизвестно почему ко мне чувствовал, никогда
не заговаривал первый. Зато очень был рад, когда я обращался к нему. Я расспрашивал его про Кавказ, про его прежнюю жизнь. Братья
не мешали ему со мной разговаривать, и им даже это было приятно. Они тоже, видя, что я все более и более люблю Алея, стали со мной гораздо ласковее.
Я
уже не говорю про Алея.
Тут
уж и Алмазов начинал смотреть на нас снисходительно, как смотрят на малолетних детей; снисходительно покуривал свою трубочку и все-таки
не мог
не ворчать, когда приходилось ему
говорить.
Брань же мою он сносил, вероятно, рассудив, что ведь нельзя же без этого, чтоб
не изругать его за такой поступок, так
уж пусть, дескать, душу отведет, потешится, поругает; но что в сущности всё это вздор, такой вздор, что серьезно человеку и говорить-то было бы совестно.
— Взбудоражил, наконец, я моих хохлов, потребовали майора. А я еще с утра у соседа жулик [Нож. (Примеч. автора.)] спросил, взял да и спрятал, значит, на случай. Рассвирепел майор. Едет. Ну,
говорю,
не трусить, хохлы! А у них
уж душа в пятки ушла; так и трясутся. Вбежал майор; пьяный. «Кто здесь! Как здесь! Я царь, я и бог!»
«Как-как-как-как!» — так и закудахтал,
говорить не может, захлебывается. Удивился
уж очень.
Плачет;
говорит, один немец, Шульц, дальний их родственник, часовщик, богатый и
уж пожилой, изъявил желание на ней жениться, — «чтоб,
говорит, и меня осчастливить, и самому на старости без жены
не остаться; да и любит он меня,
говорит, и давно
уж намерение это держал, да все молчал, собирался.
Замечу мимоходом: между арестантами почти совсем
не замечалось дружества,
не говорю общего, — это
уж подавно, — а так, частного, чтоб один какой-нибудь арестант сдружился с другим.
Нецветаев был до того углублен в свое занятие, что
уж и
не смотрел ни на кого и никуда, даже
говорил,
не подымая глаз, и только и делал, что следил за своей тросточкой и за ее кончиком.
«Меня за все били, Александр Петрович, —
говорил он мне раз, сидя на моей койке, под вечер, перед огнями, — за все про все, за что ни попало, били лет пятнадцать сряду, с самого того дня, как себя помнить начал, каждый день по нескольку раз;
не бил, кто
не хотел; так что я под конец
уж совсем привык».
Я тогда как вышел ко всем: «Ну,
говорю, встречу теперь Фильку Морозова — и
не жить ему больше на свете!» А старики, так те
уж кому молиться-то
не знают: мать-то чуть в ноги ей
не упала, воет.
— Нет, это
уж что же, если и генерал ничего
не сделает! Нет,
уж полно ихним дурачествам подражать! — волнуясь,
говорят промеж себя арестанты.
Ж-кий,
не глядя ни на кого, с бледным лицом и с дрожавшими бледными губами, прошел между собравшихся на дворе каторжных,
уже узнавших, что наказывают дворянина, вошел в казарму, прямо к своему месту, и, ни слова
не говоря, стал на колени и начал молиться богу».
Инженерные командиры были у нас, правда, все хороши: при мне сменилось их трое или четверо; «да все
не нажить
уж такого, —
говорили арестанты, — орел был, орел и заступник».
Но он куражился и громко
говорил в госпитале, что
уж теперь он на все пошел, на все готов и
не то еще сделает.
В коротких, но определительных словах изъяснил, что уже издавна ездит он по России, побуждаемый и потребностями, и любознательностью; что государство наше преизобилует предметами замечательными,
не говоря уже о красоте мест, обилии промыслов и разнообразии почв; что он увлекся картинностью местоположенья его деревни; что, несмотря, однако же, на картинность местоположенья, он не дерзнул бы никак обеспокоить его неуместным заездом своим, если бы не случилось что-то в бричке его, требующее руки помощи со стороны кузнецов и мастеров; что при всем том, однако же, если бы даже и ничего не случилось в его бричке, он бы не мог отказать себе в удовольствии засвидетельствовать ему лично свое почтенье.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я
уж не помню твоих глупых счетов.
Говори, сколько там?
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович
уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
«На что,
говорит, тебе муж? он
уж тебе
не годится».
Купцы. Ей-богу! такого никто
не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть,
не то
уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет
уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец
не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и
уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем
не нуждается; нет, ему еще подавай:
говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это
уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.