— Вообрази себе: это там в нервах, в голове, то есть там в мозгу эти нервы (ну черт их возьми!)… есть такие этакие хвостики, у нервов этих хвостики, ну, и как только они там задрожат… то есть видишь, я посмотрю на что-нибудь глазами, вот так, и они задрожат, хвостики-то… а как задрожат, то и является образ, и не сейчас является, а там какое-то мгновение, секунда такая пройдет, и является такой будто бы момент, то есть не момент, — черт его дери момент, — а образ, то есть предмет али происшествие, ну там
черт дери — вот почему я и созерцаю, а потом мыслю… потому что хвостики, а вовсе не потому, что у меня душа и что я там какой-то образ и подобие, все это глупости.
Неточные совпадения
«О,
черт их всех
дери, веками лишь выработанная наружность, а в сущности шарлатанство и вздор!» — пронеслось у него в голове.
По-моему, заснул и не проснулся, и нет ничего, поминайте меня, коли хотите, а не хотите, так и
черт вас
дери.
— Да
черт вас
дери всех и каждого! — завопил он вдруг, — и зачем я,
черт, с тобою связался! Знать я тебя не хочу больше отселева. Пошел один, вон твоя дорога!
— А
черт его
дери, Чижова, с тобой вместе! Отколочу его, вот что! Смеялся он надо мной!
— Ракитин знает. Много знает Ракитин,
черт его
дери! В монахи не пойдет. В Петербург собирается. Там, говорит, в отделение критики, но с благородством направления. Что ж, может пользу принесть и карьеру устроить. Ух, карьеру они мастера!
Черт с эфикой! Я-то пропал, Алексей, я-то, Божий ты человек! Я тебя больше всех люблю. Сотрясается у меня сердце на тебя, вот что. Какой там был Карл Бернар?
— Ну и
черт его
дери, и я не знаю, — обругался Митя. — Подлец какой-нибудь, всего вероятнее, да и все подлецы. А Ракитин пролезет, Ракитин в щелку пролезет, тоже Бернар. Ух, Бернары! Много их расплодилось!
Ну и
черт его
дери, с оттенком так с оттенком, мне все равно.
А знать, что есть солнце, — это уже вся жизнь, Алеша, херувим ты мой, меня убивают разные философии,
черт их
дери!
— Знаю.
Черт меня
дери за характер. Приревновал! Отпуская раскаялся, целовал ее. Прощенья не попросил.
— Хитришь ты со мной,
черт тебя
дери! — воскликнул он, осердившись.
—
Черт тебя
дери! — опять обругался Иван. — Стой: ты про знаки, про стуки эти, следователю и прокурору объявил?
Я эту Америку,
черт ее
дери, уже теперь ненавижу.
Слушайте, мне Шатова отдайте, а там
черт дери их всех остальных, даже с Кирилловым, который заперся теперь в доме Филиппова, где и Шатов, и таится.
От страшного холода он чуть было не разжал рук и не выпустил черта, но одолел себя и стал искать других средств к спасению. Но, увы! средств таких не было; гладкие края канавы были покрыты ледянистою корой, и выкарабкаться по ним без помощи рук было невозможно, а освободить руки значило упустить черта. Ахилла этого не хотел. Он попробовал кричать, но его или никто не слыхал, или кто и слышал, тот только плотнее запирался, дескать: «кого-то опять
черт дерет».
— О, какой вы смешной! — зашутил уже Николя. — Ну, поедемте,
черт дери, в самом деле, всех и все! — воскликнул он, бог знает что желая сказать последними словами. — Кого это вы вызываете? — присовокупил он как бы и тоном храбреца.
Неточные совпадения
— Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А
черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки всё ни с места… Ужасные плуты! А что с них возьмешь?.. Любят деньги
драть с проезжающих… Избаловали мошенников! Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!
— Поезжай, — одобрительно сказал Дронов. — Дай мне денег, я налажу издательство, а ты — удались и сибаритствуй. Налажу дело, приведу отечество в порядок — телеграфирую: возвращайся, все готово для сладкой жизни,
черт тебя
дери!
— Знов происходе… Эта явилась сообщить мне, что в Смоленске арестован один знакомый… Типография там у него…
черт бы
драл! В Харькове аресты, в Питере, в Орле. Накопление!
— Эт-то… крепко сказано! М-мужественно. Пишут, как обручи на бочку набивают,
черт их
дери! Это они со страха до бесстрашия дошли, — ей-богу! Клим Иванович, что ты скажешь, а? Они ведь, брат, некое настроеньице правильно уловили, а?
— Так тебя, брат, опять жандармы прижимали? Эх ты… А впрочем,
черт ее знает, может быть, нужна и революция! Потому что — действительно: необходимо представительное правление, то есть — три-четыре сотни деловых людей, которые
драли бы уши губернаторам и прочим администраторам, в сущности — ар-рестантам, — с треском закончил он, и лицо его вспухло, налилось кровью.