Неточные совпадения
На
людей не огорчайся, за обиды не
сердись.
Когда Миусов и Иван Федорович входили уже к игумену, то в Петре Александровиче, как в искренно порядочном и деликатном
человеке, быстро произошел один деликатный в своем роде процесс, ему стало стыдно
сердиться.
Дело было именно в том, чтобы был непременно другой
человек, старинный и дружественный, чтобы в больную минуту позвать его, только с тем чтобы всмотреться в его лицо, пожалуй переброситься словцом, совсем даже посторонним каким-нибудь, и коли он ничего, не
сердится, то как-то и легче сердцу, а коли
сердится, ну, тогда грустней.
— Вот ты говоришь это, — вдруг заметил старик, точно это ему в первый раз только в голову вошло, — говоришь, а я на тебя не
сержусь, а на Ивана, если б он мне это самое сказал, я бы
рассердился. С тобой только одним бывали у меня добренькие минутки, а то я ведь злой
человек.
— Миша, — проговорил он, — не
сердись. Ты обижен ею, но не
сердись. Слышал ты ее сейчас? Нельзя с души
человека столько спрашивать, надо быть милосерднее…
— Сюда, эконом, сюда, не
сердись, — потащил его Митя в заднюю комнату лавки. — Вот здесь нам бутылку сейчас подадут, мы и хлебнем. Эх, Петр Ильич, поедем вместе, потому что ты
человек милый, таких люблю.
Маврикий Маврикиевич, приземистый плотный
человек, с обрюзглым лицом, был чем-то раздражен, каким-то внезапно случившимся беспорядком,
сердился и кричал.
Ну, все равно как к старцу Зосиме на исповеди, и это самое верное, это очень подходит: назвала же я вас давеча схимником, — ну так вот этот бедный молодой
человек, ваш друг Ракитин (о Боже, я просто на него не могу
сердиться!
Я
сержусь и злюсь, но не очень), одним словом, этот легкомысленный молодой
человек вдруг, представьте себе, кажется, вздумал в меня влюбиться.
Варавка схватил его и стал подкидывать к потолку, легко, точно мяч. Вскоре после этого привязался неприятный доктор Сомов, дышавший запахом водки и соленой рыбы; пришлось выдумать, что его фамилия круглая, как бочонок. Выдумалось, что дедушка говорит лиловыми словами. Но, когда он сказал, что
люди сердятся по-летнему и по-зимнему, бойкая дочь Варавки, Лида, сердито крикнула:
Волнение небольшое, но злое, постоянное: как будто
человек сердится, бранится горячо и гневу его долго не предвидится конца.
Лука. Человек — не верит… Должна, говорит, быть… ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои — ни к чему, если праведной земли нет… Ученый — в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет. Ну, тут и
человек рассердился — как так? Жил-жил, терпел-терпел и всё верил — есть! а по планам выходит — нету! Грабеж!.. И говорит он ученому: «Ах ты… сволочь эдакой! Подлец ты, а не ученый…» Да в ухо ему — раз! Да еще!.. (Помолчав.) А после того пошел домой и — удавился!..
Сын. Конечно, не водится; да хотя бы и водилось, то за такую безделицу, pour une bagatelle [За пустяк (франц.).], честным
людям сердиться невозможно. Между людьми, знающими свет, этому смеются.
Неточные совпадения
Левин слушал их и ясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было и что они вовсе не
сердились, а что они были все такие добрые, славные
люди, и так всё это хорошо, мило шло между ними.
В особенности ему не нравилось то, что Голенищев,
человек хорошего круга, становился на одну доску с какими-то писаками, которые его раздражали, и
сердился на них.
Это не
человек, а машина, и злая машина, когда
рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему всё, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего зa ту страшную вину, которою она была пред ним виновата.
— Приезжайте обедать ко мне, — решительно сказала Анна, как бы
рассердившись на себя за свое смущение, но краснея, как всегда, когда выказывала пред новым
человеком свое положение. — Обед здесь не хорош, но, по крайней мере, вы увидитесь с ним. Алексей изо всех полковых товарищей никого так не любит, как вас.
Если бы кто-нибудь имел право спросить Алексея Александровича, что он думает о поведении своей жены, то кроткий, смирный Алексей Александрович ничего не ответил бы, а очень бы
рассердился на того
человека, который у него спросил бы про это.