Неточные совпадения
Обойтись мне
без этого первого романа невозможно, потому что многое во втором романе
стало бы непонятным.
Об этом я теперь распространяться не
стану, тем более что много еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями,
без которых мне и романа начать невозможно.
В самое же последнее время он как-то обрюзг, как-то
стал терять ровность, самоотчетность, впал даже в какое-то легкомыслие, начинал одно и кончал другим, как-то раскидывался и все чаще и чаще напивался пьян, и если бы не все тот же лакей Григорий, тоже порядочно к тому времени состарившийся и смотревший за ним иногда вроде почти гувернера, то, может быть, Федор Павлович и не прожил бы
без особых хлопот.
Христова же церковь, вступив в государство,
без сомнения не могла уступить ничего из своих основ, от того камня, на котором стояла она, и могла лишь преследовать не иначе как свои цели, раз твердо поставленные и указанные ей самим Господом, между прочим: обратить весь мир, а
стало быть, и все древнее языческое государство в церковь.
— Верю, потому что ты сказал, но черт вас возьми опять-таки с твоим братом Иваном! Не поймете вы никто, что его и
без Катерины Ивановны можно весьма не любить. И за что я его
стану любить, черт возьми! Ведь удостоивает же он меня сам ругать. Почему же я его не имею права ругать?
Окрестили и назвали Павлом, а по отчеству все его и сами,
без указу,
стали звать Федоровичем.
— А когда они прибудут, твои три тысячи? Ты еще и несовершеннолетний вдобавок, а надо непременно, непременно, чтобы ты сегодня уже ей откланялся, с деньгами или
без денег, потому что я дальше тянуть не могу, дело на такой точке
стало. Завтра уже поздно, поздно. Я тебя к отцу пошлю.
Госпожа Хохлакова опять встретила Алешу первая. Она торопилась: случилось нечто важное: истерика Катерины Ивановны кончилась обмороком, затем наступила «ужасная, страшная слабость, она легла, завела глаза и
стала бредить. Теперь жар, послали за Герценштубе, послали за тетками. Тетки уж здесь, а Герценштубе еще нет. Все сидят в ее комнате и ждут. Что-то будет, а она
без памяти. А ну если горячка!»
Потом, что ж ты думаешь:
стала я капитал копить,
без жалости сделалась, растолстела — поумнела, ты думаешь, а?
Попроси у него какой-нибудь мужик в те минуты денег, он тотчас же вытащил бы всю свою пачку и
стал бы раздавать направо и налево
без счету.
Понимаю же я теперешнюю разницу: ведь я все-таки пред вами преступник сижу, как,
стало быть, в высшей степени неровня, а вам поручено меня наблюдать: не погладите же вы меня по головке за Григория, нельзя же в самом деле безнаказанно головы ломать старикам, ведь упрячете же вы меня за него по суду, ну на полгода, ну на год в смирительный, не знаю, как там у вас присудят, хотя и
без лишения прав, ведь
без лишения прав, прокурор?
— Скажите, Карамазов, вы ужасно меня презираете? — отрезал вдруг Коля и весь вытянулся пред Алешей, как бы
став в позицию. — Сделайте одолжение,
без обиняков.
— А все чрез эту самую Чермашню-с. Помилосердуйте! Собираетесь в Москву и на все просьбы родителя ехать в Чермашню отказались-с! И по одному только глупому моему слову вдруг согласились-с! И на что вам было тогда соглашаться на эту Чермашню? Коли не в Москву, а поехали в Чермашню
без причины, по единому моему слову, то,
стало быть, чего-либо от меня ожидали.
Ибо будь человек знающий и привычный, вот как я, например, который эти деньги сам видел зараньше и, может, их сам же в тот пакет ввертывал и собственными глазами смотрел, как его запечатывали и надписывали, то такой человек-с с какой же бы
стати, если примерно это он убил,
стал бы тогда, после убивства, этот пакет распечатывать, да еще в таких попыхах, зная и
без того совсем уж наверно, что деньги эти в том пакете беспременно лежат-с?
Председатель начал было с того, что он свидетель
без присяги, что он может показывать или умолчать, но что, конечно, все показанное должно быть по совести, и т. д., и т. д. Иван Федорович слушал и мутно глядел на него; но вдруг лицо его
стало медленно раздвигаться в улыбку, и только что председатель, с удивлением на него смотревший, кончил говорить, он вдруг рассмеялся.
«Что будет там?»,
без признаков этих вопросов, как будто эта
статья о духе нашем и о всем, что ждет нас за гробом, давно похерена в их природе, похоронена и песком засыпана.
Алехину сильно хотелось спать; он встал по хозяйству рано, в третьем часу утра, и теперь у него слипались глаза, но он боялся, как бы гости не
стали без него рассказывать что-нибудь интересное, и не уходил. Умно ли, справедливо ли было то, что только что говорил Иван Иваныч, он не вникал; гости говорили не о крупе, не о сене, не о дегте, а о чем-то, что не имело прямого отношения к его жизни, и он был рад и хотел, чтобы они продолжали…