Неточные совпадения
Тысячу рубликов я вам
прислал, так вы опять глазки навострили, хе-хе-хе!
Вот к этому-то времени как раз отец мне шесть
тысяч прислал, после того как я послал ему форменное отречение от всех и вся, то есть мы, дескать, «в расчете», и требовать больше ничего не буду.
— Мне сестра сказала, что вы дадите четыре
тысячи пятьсот рублей, если я
приду за ними… к вам сама. Я
пришла… дайте деньги!.. — не выдержала, задохлась, испугалась, голос пресекся, а концы губ и линии около губ задрожали. — Алешка, слушаешь или спишь?
— Он. Величайший секрет. Даже Иван не знает ни о деньгах, ни о чем. А старик Ивана в Чермашню посылает на два, на три дня прокатиться: объявился покупщик на рощу срубить ее за восемь
тысяч, вот и упрашивает старик Ивана: «помоги, дескать, съезди сам» денька на два, на три, значит. Это он хочет, чтобы Грушенька без него
пришла.
— Нет, сегодня она не
придет, есть приметы. Наверно не
придет! — крикнул вдруг Митя. — Так и Смердяков полагает. Отец теперь пьянствует, сидит за столом с братом Иваном. Сходи, Алексей, спроси у него эти три
тысячи…
На месте храма твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой новой башни и на
тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь
придут они, промучившись
тысячу лет со своей башней!
Им совершенно тоже известно, что у Федора Павловича конверт большой приготовлен, а в нем три
тысячи запечатаны, под тремя печатями-с, обвязано ленточкою и надписано собственною их рукой: «Ангелу моему Грушеньке, если захочет
прийти», а потом, дня три спустя подписали еще: «и цыпленочку».
А между тем он до конца все то время надеялся, что достанет эти три
тысячи, что они
придут, слетят к нему как-нибудь сами, даже хоть с неба.
— Я
пришел в отчаянии… в последней степени отчаяния, чтобы просить у вас взаймы денег три
тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, под вернейшее обеспечение!
— Бесконечно? Но столько и не надо. Необходимы только эти роковые для меня три
тысячи, а я со своей стороны
пришел гарантировать вам эту сумму с бесконечною благодарностью и предлагаю вам план, который…
— Сударыня, сударыня! — в каком-то беспокойном предчувствии прервал опять Дмитрий Федорович, — я весьма и весьма, может быть, последую вашему совету, умному совету вашему, сударыня, и отправлюсь, может быть, туда… на эти прииски… и еще раз
приду к вам говорить об этом… даже много раз… но теперь эти три
тысячи, которые вы так великодушно… О, они бы развязали меня, и если можно сегодня… То есть, видите ли, у меня теперь ни часу, ни часу времени…
Пришел в трактир он в сквернейшем расположении духа и тотчас же начал партию. Партия развеселила его. Сыграл другую и вдруг заговорил с одним из партнеров о том, что у Дмитрия Карамазова опять деньги появились,
тысяч до трех, сам видел, и что он опять укатил кутить в Мокрое с Грушенькой. Это было принято почти с неожиданным любопытством слушателями. И все они заговорили не смеясь, а как-то странно серьезно. Даже игру перервали.
В комнате, в которой лежал Федор Павлович, никакого особенного беспорядка не заметили, но за ширмами, у кровати его, подняли на полу большой, из толстой бумаги, канцелярских размеров конверт с надписью: «Гостинчик в три
тысячи рублей ангелу моему Грушеньке, если захочет
прийти», а внизу было приписано, вероятно уже потом, самим Федором Павловичем: «и цыпленочку».
Как же не в аффекте —
пришел и кричит: денег, денег, три
тысячи, давайте три
тысячи, а потом пошел и вдруг убил.
— Он, он выдумал, он настаивает! Он ко мне все не ходил и вдруг
пришел неделю назад и прямо с этого начал. Страшно настаивает. Не просит, а велит. В послушании не сомневается, хотя я ему все мое сердце, как тебе, вывернул и про гимн говорил. Он мне рассказал, как и устроит, все сведения собрал, но это потом. До истерики хочет. Главное деньги: десять
тысяч, говорит, тебе на побег, а двадцать
тысяч на Америку, а на десять
тысяч, говорит, мы великолепный побег устроим.
Наконец, по справкам, он точно так же и прежде, всякий раз, когда касалось этих трех
тысяч,
приходил в какое-то почти исступление, а между тем свидетельствуют о нем, что он бескорыстен и нестяжателен.
Если б он
пришел тогда ко мне, я тотчас успокоила бы его тревогу из-за должных мне им этих несчастных трех
тысяч, но он не
приходил ко мне более… а я сама… я была поставлена в такое положение… что не могла его звать к себе…
Эти три
тысячи вот как были — я вас прошу, я вас умоляю меня выслушать: еще за три недели до того, как убил отца, он
пришел ко мне утром.
И вот у него рождается мысль, что эти же полторы
тысячи, которые он продолжает носить на себе в этой ладонке, он
придет, положит пред госпожою Верховцевой и скажет ей: «Я подлец, но не вор».
Чего ж надеялся Обломов? Он думал, что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода, и, разумеется, как можно больше, тысяч, например, шесть, семь; что дом еще хорош, так что по нужде в нем можно жить, пока будет строиться новый; что, наконец, поверенный
пришлет тысячи три, четыре, — словом, что в письме он прочтет тот же смех, игру жизни и любовь, что читал в записках Ольги.
Неточные совпадения
Пришла старуха старая, // Рябая, одноглазая, // И объявила, кланяясь, // Что счастлива она: // Что у нее по осени // Родилось реп до
тысячи // На небольшой гряде. // — Такая репа крупная, // Такая репа вкусная, // А вся гряда — сажени три, // А впоперечь — аршин! — // Над бабой посмеялися, // А водки капли не дали: // «Ты дома выпей, старая, // Той репой закуси!»
— Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты
придешь к этому. Хорошо, как у тебя три
тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, — а
придешь и ты к нам. Да, так о том, что ты спрашивал: перемены нет, но жаль, что ты так давно не был.
Вон какой был умный мужик: из ничего нажил сто
тысяч, а как нажил сто
тысяч,
пришла в голову дурь сделать ванну из шампанского, и выкупался в шампанском.
— Ну, полно, брат, экой скрытный человек! Я, признаюсь, к тебе с тем
пришел: изволь, я готов тебе помогать. Так и быть: подержу венец тебе, коляска и переменные лошади будут мои, только с уговором: ты должен мне дать три
тысячи взаймы. Нужны, брат, хоть зарежь!
Запустить так имение, которое могло бы приносить по малой мере пятьдесят
тысяч годового доходу!» И, не будучи в силах удержать справедливого негодования, повторял он: «Решительно скотина!» Не раз посреди таких прогулок
приходило ему на мысль сделаться когда-нибудь самому, — то есть, разумеется, не теперь, но после, когда обделается главное дело и будут средства в руках, — сделаться самому мирным владельцем подобного поместья.