Неточные совпадения
Федор Павлович, например, начал
почти что ни с чем, помещик он был самый маленький, бегал обедать
по чужим столам, норовил в приживальщики, а между тем в момент кончины его у него оказалось до ста тысяч рублей чистыми деньгами.
По смерти ее с обоими мальчиками случилось
почти точь-в-точь то же самое, что и с первым, Митей: они были совершенно забыты и заброшены отцом и попали все к тому же Григорию и также к нему в избу.
Только впоследствии объяснилось, что Иван Федорович приезжал отчасти
по просьбе и
по делам своего старшего брата, Дмитрия Федоровича, которого в первый раз отроду узнал и увидал тоже
почти в это же самое время, в этот самый приезд, но с которым, однако же,
по одному важному случаю, касавшемуся более Дмитрия Федоровича, вступил еще до приезда своего из Москвы в переписку.
Неутешная супруга Ефима Петровича,
почти тотчас же
по смерти его, отправилась на долгий срок в Италию со всем семейством, состоявшим все из особ женского пола, а Алеша попал в дом к каким-то двум дамам, которых он прежде никогда и не видывал, каким-то дальним родственницам Ефима Петровича, но на каких условиях, он сам того не знал.
Хотя, к несчастию, не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку, хотя бы для того только, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них
почти совсем не
по силам.
Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через сто
почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях и даже подвергалось иногда
почти что гонениям, как неслыханное
по России новшество.
Вследствие всех сих соображений и могло устроиться некоторое внутреннее влияние в монастыре на больного старца, в последнее время
почти совсем уже не покидавшего келью и отказывавшего
по болезни даже обыкновенным посетителям.
Почти такая же бледность, как пред обмороком, распространялась и теперь
по его лицу, губы его побелели.
— Это он отца, отца! Что же с прочими? Господа, представьте себе: есть здесь бедный, но почтенный человек, отставной капитан, был в несчастье, отставлен от службы, но не гласно, не
по суду, сохранив всю свою
честь, многочисленным семейством обременен. А три недели тому наш Дмитрий Федорович в трактире схватил его за бороду, вытащил за эту самую бороду на улицу и на улице всенародно избил, и все за то, что тот состоит негласным поверенным
по одному моему делишку.
— Сделайте одолжение, почтенный отец, засвидетельствуйте все мое глубокое уважение отцу игумену и извините меня лично, Миусова, пред его высокопреподобием в том, что
по встретившимся внезапно непредвиденным обстоятельствам ни за что не могу иметь
честь принять участие в его трапезе, несмотря на все искреннейшее желание мое, — раздражительно проговорил монаху Петр Александрович.
— Где ты мог это слышать? Нет, вы, господа Карамазовы, каких-то великих и древних дворян из себя корчите, тогда как отец твой бегал шутом
по чужим столам да при милости на кухне числился. Положим, я только поповский сын и тля пред вами, дворянами, но не оскорбляйте же меня так весело и беспутно. У меня тоже
честь есть, Алексей Федорович. Я Грушеньке не могу быть родней, публичной девке, прошу понять-с!
— Она свою добродетель любит, а не меня, — невольно, но
почти злобно вырвалось вдруг у Дмитрия Федоровича. Он засмеялся, но через секунду глаза его сверкнули, он весь покраснел и с силой ударил кулаком
по столу.
От города до монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел
по пустынной в этот час дороге.
Почти уже стала ночь, в тридцати шагах трудно уже было различать предметы. На половине дороги приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом прокричала...
Толстейшего холста
почти совсем почерневшая рубаха,
по месяцам не снимавшаяся, выглядывала из-под армяка.
— В таком случае вот и стул-с, извольте взять место-с. Это в древних комедиях говорили: «Извольте взять место»… — и штабс-капитан быстрым жестом схватил порожний стул (простой мужицкий, весь деревянный и ничем не обитый) и поставил его чуть не посредине комнаты; затем, схватив другой такой же стул для себя, сел напротив Алеши, по-прежнему к нему в упор и так, что колени их
почти соприкасались вместе.
Алеша знал, что Иван в этот трактир
почти никогда не ходил и до трактиров вообще не охотник; стало быть, именно потому только и очутился здесь, подумал он, чтобы сойтись
по условию с братом Дмитрием.
Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, а все-таки
по старой памяти
чтишь его сердцем.
У нас в Москве, в допетровскую старину, такие же
почти драматические представления, из Ветхого Завета особенно, тоже совершались
по временам; но, кроме драматических представлений,
по всему миру ходило тогда много повестей и «стихов», в которых действовали
по надобности святые, ангелы и вся сила небесная.
Дело в том, что как раз в этот вечер ждал он прибытия Грушеньки уже
почти наверно;
по крайней мере получил он от Смердякова, еще рано поутру,
почти заверение, что «они уж несомненно обещали прибыть-с».
Но вот это-то
по преимуществу меня и обидело: как же это, все
почти знали, а я один ничего не знал?
Ходить старик из-за распухших ног своих
почти совсем уже не мог и только изредка поднимался со своих кожаных кресел, и старуха, придерживая его под руки, проводила его раз-другой
по комнате.
— Так и отдаст тебе польский игрок миллион! — воскликнул Митя, но тотчас спохватился. — Прости, пане, виновен, вновь виновен, отдаст, отдаст миллион, на гонор, на польску
честь! Видишь, как я говорю по-польски, ха-ха! Вот ставлю десять рублей, идет — валет.
Вот почему, вероятно, чтоб уберечь Митю, сновал кругом его
почти безотлучно хозяин, Трифон Борисыч, совсем уж, кажется, раздумавший ложиться спать в эту ночь, пивший, однако, мало (всего только выкушал один стаканчик пунша) и зорко наблюдавший по-своему за интересами Мити.
— Нет, и я, и я пойду смотреть, — воскликнул Калганов, самым наивным образом отвергая предложение Грушеньки посидеть с ним. И все направились смотреть. Максимов действительно свой танец протанцевал, но, кроме Мити,
почти ни в ком не произвел особенного восхищения. Весь танец состоял в каких-то подпрыгиваниях с вывертыванием в стороны ног, подошвами кверху, и с каждым прыжком Максимов ударял ладонью
по подошве. Калганову совсем не понравилось, а Митя даже облобызал танцора.
Тут, конечно, прямо представляется, что в решении молодого человека идти ночью,
почти в одиннадцать часов, в дом к совершенно незнакомой ему светской барыне, поднять ее, может быть, с постели, с тем чтобы задать ей удивительный
по своей обстановке вопрос, заключалось, может быть, гораздо еще больше шансов произвести скандал, чем идти к Федору Павловичу.
— Жив? Так он жив! — завопил вдруг Митя, всплеснув руками. Все лицо его просияло. — Господи, благодарю тебя за величайшее чудо, содеянное тобою мне, грешному и злодею,
по молитве моей!.. Да, да, это
по молитве моей, я молился всю ночь!.. — и он три раза перекрестился. Он
почти задыхался.
Это был
почти единственный человек, который безусловно поверил в необычайный психологический и ораторский талант нашего «обиженного
по службе» Ипполита Кирилловича и вполне верил и в то, что тот обижен.
С другой стороны — непонятное, упорное и
почти ожесточенное умолчание ваше насчет происхождения денег, вдруг появившихся в ваших руках, тогда как еще за три часа до этой суммы вы,
по собственному показанию, заложили пистолеты ваши, чтобы получить только десять рублей!
— Не беспокойтесь так, Дмитрий Федорович, — заключил прокурор, — все теперь записанное вы потом прослушаете сами и с чем не согласитесь, мы
по вашим словам изменим, а теперь я вам один вопросик еще в третий раз повторю: неужто в самом деле никто, так-таки вовсе никто, не слыхал от вас об этих зашитых вами в ладонку деньгах? Это, я вам скажу,
почти невозможно представить.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить,
почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его
по комнате под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
— А я знаю, кто основал Трою, — вдруг проговорил совсем неожиданно один доселе ничего
почти еще не сказавший мальчик, молчаливый и видимо застенчивый, очень собою хорошенький, лет одиннадцати,
по фамилии Карташов.
— А знаете, Карамазов, согласитесь, что и вам самим теперь немного со мною стыдно… Я вижу
по глазам, — как-то хитро, но и с каким-то
почти счастьем усмехнулся Коля.
Странно было для Алеши и то, что, несмотря на все несчастие, постигшее бедную женщину, невесту жениха, арестованного
по страшному преступлению,
почти в тот самый миг, когда она стала его невестой, несмотря потом на болезнь и на угрожающее впереди
почти неминуемое решение суда, Грушенька все-таки не потеряла прежней своей молодой веселости.
Грушенька, бывшая в страшном горе и уже в начинавшейся лихорадке,
почти забывшая о нем в первые полчаса
по приезде за разными хлопотами, — вдруг как-то пристально посмотрела на него: он жалко и потерянно хихикнул ей в глаза.
Митя нахмуренно прошелся
по комнате. В комнате становилось
почти темно. Он вдруг стал страшно озабочен.
Он встал с очевидным намерением пройтись
по комнате. Он был в страшной тоске. Но так как стол загораживал дорогу и мимо стола и стены
почти приходилось пролезать, то он только повернулся на месте и сел опять. То, что он не успел пройтись, может быть, вдруг и раздражило его, так что он
почти в прежнем исступлении вдруг завопил...
Одна из характернейших особенностей всего этого собравшегося в зале общества и которую необходимо отметить, состояла в том, что, как и оправдалось потом
по многим наблюдениям,
почти все дамы,
по крайней мере огромнейшее большинство их, стояли за Митю и за оправдание его.
Он именно, чуть не
по пальцам, высчитал, что Митя, в первый приезд свой в Мокрое, за месяц
почти пред катастрофой, не мог истратить менее трех тысяч или «разве без самого только малого.
Но когда опрос перешел к защитнику, тот,
почти и не пробуя опровергать показание, вдруг завел речь о том, что ямщик Тимофей и другой мужик Аким подняли в Мокром, в этот первый кутеж, еще за месяц до ареста, сто рублей в сенях на полу, оброненные Митей в хмельном виде, и представили их Трифону Борисовичу, а тот дал им за это
по рублю.
Он много и умно говорил про «аффект» и «манию» и выводил, что
по всем собранным данным подсудимый пред своим арестом за несколько еще дней находился в несомненном болезненном аффекте и если совершил преступление, то хотя и сознавая его, но
почти невольно, совсем не имея сил бороться с болезненным нравственным влечением, им овладевшим.
Наконец,
по справкам, он точно так же и прежде, всякий раз, когда касалось этих трех тысяч, приходил в какое-то
почти исступление, а между тем свидетельствуют о нем, что он бескорыстен и нестяжателен.
И Алеша с увлечением, видимо сам только что теперь внезапно попав на идею, припомнил, как в последнем свидании с Митей, вечером, у дерева,
по дороге к монастырю, Митя, ударяя себя в грудь, «в верхнюю часть груди», несколько раз повторил ему, что у него есть средство восстановить свою
честь, что средство это здесь, вот тут, на его груди… «Я подумал тогда, что он, ударяя себя в грудь, говорил о своем сердце, — продолжал Алеша, — о том, что в сердце своем мог бы отыскать силы, чтобы выйти из одного какого-то ужасного позора, который предстоял ему и о котором он даже мне не смел признаться.
Но у этого идиота промелькнуло одно весьма и весьма любопытное замечание, сделавшее бы
честь и поумнее его наблюдателю, вот почему даже я об этом и заговорил: «Если есть, — сказал он мне, — который из сыновей более похожий на Федора Павловича
по характеру, так это он, Иван Федорович!» На этом замечании я прерываю начатую характеристику, не считая деликатным продолжать далее.
Заметьте, он выдал документ, и существует письмо его, в котором он от остального
почти отрекается и этими шестью тысячами препирание с отцом
по наследству оканчивает.
В тот вечер, когда было написано это письмо, напившись в трактире «Столичный город», он, против обыкновения, был молчалив, не играл на биллиарде, сидел в стороне, ни с кем не говорил и лишь согнал с места одного здешнего купеческого приказчика, но это уже
почти бессознательно,
по привычке к ссоре, без которой, войдя в трактир, он уже не мог обойтись.
И вот он-то и уезжает, а Смердяков тотчас же,
почти через час
по отъезде молодого барина, упадает в падучей болезни.
Этого уж никто не ожидал, в снисхождении-то
по крайней мере
почти все были уверены.