Неточные совпадения
Христова же церковь, вступив в государство, без сомнения не могла уступить ничего из своих основ, от того камня, на котором стояла она, и могла лишь преследовать не иначе как свои цели, раз твердо поставленные и указанные ей самим
Господом, между прочим: обратить весь
мир, а стало быть, и все древнее языческое государство в церковь.
А если вас таких двое сойдутся, то вот уж и весь
мир,
мир живой любви, обнимите друг друга в умилении и восхвалите
Господа: ибо хотя и в вас двоих, но восполнилась правда его.
— Да это же невозможно,
господа! — вскричал он совершенно потерявшись, — я… я не входил… я положительно, я с точностью вам говорю, что дверь была заперта все время, пока я был в саду и когда я убегал из сада. Я только под окном стоял и в окно его видел, и только, только… До последней минуты помню. Да хоть бы и не помнил, то все равно знаю, потому что знаки только и известны были что мне да Смердякову, да ему, покойнику, а он, без знаков, никому бы в
мире не отворил!
Давеча я был даже несколько удивлен: высокоталантливый обвинитель, заговорив об этом пакете, вдруг сам — слышите,
господа, сам — заявил про него в своей речи, именно в том месте, где он указывает на нелепость предположения, что убил Смердяков: „Не было бы этого пакета, не останься он на полу как улика, унеси его грабитель с собою, то никто бы и не узнал в целом
мире, что был пакет, а в нем деньги, и что, стало быть, деньги были ограблены подсудимым“.
Неточные совпадения
Подите кто-нибудь!» // Замялись наши странники, // Желательно бы выручить // Несчастных вахлаков, // Да
барин глуп: судись потом, // Как влепит сотню добрую // При всем честном
миру!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед
барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному
барину // В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
И так они старели оба. // И отворились наконец // Перед супругом двери гроба, // И новый он приял венец. // Он умер в час перед обедом, // Оплаканный своим соседом, // Детьми и верною женой // Чистосердечней, чем иной. // Он был простой и добрый
барин, // И там, где прах его лежит, // Надгробный памятник гласит: // Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, // Господний раб и бригадир, // Под камнем сим вкушает
мир.
— Это, батюшка, земля стоит на трех рыбах, — успокоительно, с патриархально-добродушною певучестью объяснял мужик, — а против нашего, то есть,
миру, известно, господская воля; потому вы наши отцы. А чем строже
барин взыщет, тем милее мужику.
«Идея человечества так же наивна, как идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что
мир делится на рабов и
господ.
Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки.
Миром двигают силы ума, таланта».