Неточные совпадения
— Ровнешенько настоящий час, — вскричал Федор Павлович, — а сына моего Дмитрия Федоровича
все еще нет. Извиняюсь за него, священный старец! (Алеша
весь так и вздрогнул от «священного старца».) Сам же я всегда аккуратен,
минута в
минуту, помня, что точность есть вежливость королей…
— Простите, господа, что оставляю вас пока на несколько лишь
минут, — проговорил он, обращаясь ко
всем посетителям, — но меня ждут еще раньше вашего прибывшие. А вы все-таки не лгите, — прибавил он, обратившись к Федору Павловичу с веселым лицом.
Многие из теснившихся к нему женщин заливались слезами умиления и восторга, вызванного эффектом
минуты; другие рвались облобызать хоть край одежды его, иные что-то причитали. Он благословлял
всех, а с иными разговаривал. Кликушу он уже знал, ее привели не издалека, из деревни
всего верст за шесть от монастыря, да и прежде ее водили к нему.
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это
всего лишь
минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле».
Все праведные,
все святые,
все святые мученики были
все счастливы.
— Деятельной любви? Вот и опять вопрос, и такой вопрос, такой вопрос! Видите, я так люблю человечество, что, верите ли, мечтаю иногда бросить
все,
все, что имею, оставить Lise и идти в сестры милосердия. Я закрываю глаза, думаю и мечтаю, и в эти
минуты я чувствую в себе непреодолимую силу. Никакие раны, никакие гнойные язвы не могли бы меня испугать. Я бы перевязывала и обмывала собственными руками, я была бы сиделкой у этих страдальцев, я готова целовать эти язвы…
Но предрекаю, что в ту даже самую
минуту, когда вы будете с ужасом смотреть на то, что, несмотря на
все ваши усилия, вы не только не подвинулись к цели, но даже как бы от нее удалились, — в ту самую
минуту, предрекаю вам это, вы вдруг и достигнете цели и узрите ясно над собою чудодейственную силу Господа, вас
все время любившего и
все время таинственно руководившего.
После нескольких
минут он опять, влекомый тою же непреодолимою силой, повернулся посмотреть, глядят ли на него или нет, и увидел, что Lise, совсем почти свесившись из кресел, выглядывала на него сбоку и ждала изо
всех сил, когда он поглядит; поймав же его взгляд, расхохоталась так, что даже и старец не выдержал...
Впрочем, некоторая болезненность его лица в настоящую
минуту могла быть понятна:
все знали или слышали о чрезвычайно тревожной и «кутящей» жизни, которой он именно в последнее время у нас предавался, равно как
всем известно было и то необычайное раздражение, до которого он достиг в ссорах со своим отцом из-за спорных денег.
Поступок этот, да и
весь предыдущий, неожиданный от Ивана Федоровича, разговор со старцем как-то
всех поразили своею загадочностью и даже какою-то торжественностью, так что
все на
минуту было примолкли, а в лице Алеши выразился почти испуг.
Но так как он оскорбил сию
минуту не только меня, но и благороднейшую девицу, которой даже имени не смею произнести всуе из благоговения к ней, то и решился обнаружить
всю его игру публично, хотя бы он и отец мой!..
Есть у старых лгунов,
всю жизнь свою проактерствовавших,
минуты, когда они до того зарисуются, что уже воистину дрожат и плачут от волнения, несмотря на то, что даже в это самое мгновение (или секунду только спустя) могли бы сами шепнуть себе: «Ведь ты лжешь, старый бесстыдник, ведь ты актер и теперь, несмотря на
весь твой „святой“ гнев и „святую“
минуту гнева».
— Это что же он в ноги-то, это эмблема какая-нибудь? — попробовал было разговор начать вдруг почему-то присмиревший Федор Павлович, ни к кому, впрочем, не осмеливаясь обратиться лично. Они
все выходили в эту
минуту из ограды скита.
Но убранство комнат также не отличалось особым комфортом: мебель была кожаная, красного дерева, старой моды двадцатых годов; даже полы были некрашеные; зато
все блистало чистотой, на окнах было много дорогих цветов; но главную роскошь в эту
минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол, хотя, впрочем, и тут говоря относительно: скатерть была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две бутылки вина, две бутылки великолепного монастырского меду и большой стеклянный кувшин с монастырским квасом, славившимся в околотке.
— Ишь ведь ты! — помолчав две
минуты, проговорил опять Федор Павлович, косясь на сынка. — Сам ведь ты
весь этот монастырь затеял, сам подстрекал, сам одобрял, чего ж теперь сердишься?
Алеша решился ждать. Он понял, что
все дела его действительно, может быть, теперь только здесь. Митя на
минуту задумался, опершись локтем на стол и склонив голову на ладонь. Оба помолчали.
— Не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет, ни за что не пойдет!.. — радостно так
весь и встрепенулся старик, точно ничего ему не могли сказать в эту
минуту отраднее.
Алеша рассказал
все, что случилось с ним с самой той
минуты, как вошел к Катерине Ивановне.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы
все сказать,
все высказать еще раз, пред смертною
минутой, изо
всего недосказанного в жизни, и не поучения лишь одного ради, а как бы жаждая поделиться радостью и восторгом своим со
всеми и
вся, излиться еще раз в жизни сердцем своим…
Но Алеше уже и нечего было сообщать братии, ибо
все уже
всё знали: Ракитин, послав за ним монаха, поручил тому, кроме того, «почтительнейше донести и его высокопреподобию отцу Паисию, что имеет до него он, Ракитин, некое дело, но такой важности, что и
минуты не смеет отложить для сообщения ему, за дерзость же свою земно просит простить его».
— На минутку! Останьтесь еще на одну
минуту. Я хочу услышать мнение вот этого человека, которому я
всем существом своим доверяю. Катерина Осиповна, не уходите и вы, — прибавила она, обращаясь к госпоже Хохлаковой. Она усадила Алешу подле себя, а Хохлакова села напротив, рядом с Иваном Федоровичем.
— Но ведь это только в эту
минуту… А что такое эта
минута?
Всего лишь вчерашнее оскорбление — вот что значит эта
минута! — не выдержала вдруг госпожа Хохлакова, очевидно не желавшая вмешиваться, но не удержавшаяся и вдруг сказавшая очень верную мысль.
— Так, так, — перебил Иван, с каким-то вдруг азартом и видимо озлясь, что его перебили, — так, но у другой эта
минута лишь вчерашнее впечатление, и только
минута, а с характером Катерины Ивановны эта
минута — протянется
всю ее жизнь.
Она мстила мне и на мне за
все оскорбления, которые постоянно и всякую
минуту выносила во
весь этот срок от Дмитрия, оскорбления с первой встречи их…
Богатым где: те
всю жизнь такой глубины не исследуют, а мой Илюшка в ту самую
минуту на площади-то-с, как руки-то его целовал, в ту самую
минуту всю истину произошел-с.
Алеша вошел. Lise смотрела как-то сконфуженно и вдруг
вся покраснела. Она видимо чего-то стыдилась и, как всегда при этом бывает, быстро-быстро заговорила совсем о постороннем, точно этим только посторонним она и интересовалась в эту
минуту.
— А, это «единый безгрешный» и его кровь! Нет, не забыл о нем и удивлялся, напротив,
все время, как ты его долго не выводишь, ибо обыкновенно в спорах
все ваши его выставляют прежде
всего. Знаешь, Алеша, ты не смейся, я когда-то сочинил поэму, с год назад. Если можешь потерять со мной еще
минут десять, то я б ее тебе рассказал?
Тосковать ему случалось часто и прежде, и не диво бы, что пришла она в такую
минуту, когда он завтра же, порвав вдруг со
всем, что его сюда привлекло, готовился вновь повернуть круто в сторону и вступить на новый, совершенно неведомый путь, и опять совсем одиноким, как прежде, много надеясь, но не зная на что, многого, слишком многого ожидая от жизни, но ничего не умея сам определить ни в ожиданиях, ни даже в желаниях своих.
Смердяков
все выспрашивал, задавал какие-то косвенные, очевидно надуманные вопросы, но для чего — не объяснял того, и обыкновенно в самую горячую
минуту своих же расспросов вдруг умолкал или переходил совсем на иное.
Припоминая потом долго спустя эту ночь, Иван Федорович с особенным отвращением вспоминал, как он вдруг, бывало, вставал с дивана и тихонько, как бы страшно боясь, чтобы не подглядели за ним, отворял двери, выходил на лестницу и слушал вниз, в нижние комнаты, как шевелился и похаживал там внизу Федор Павлович, — слушал подолгу,
минут по пяти, со странным каким-то любопытством, затаив дух, и с биением сердца, а для чего он
все это проделывал, для чего слушал — конечно, и сам не знал.
К самому же Федору Павловичу он не чувствовал в те
минуты никакой даже ненависти, а лишь любопытствовал почему-то изо
всех сил: как он там внизу ходит, что он примерно там у себя теперь должен делать, предугадывал и соображал, как он должен был там внизу заглядывать в темные окна и вдруг останавливаться среди комнаты и ждать, ждать — не стучит ли кто.
Он попробовал заговорить с извозчиком, и его ужасно что-то заинтересовало из того, что ответил ему мужик, но чрез
минуту сообразил, что
все мимо ушей пролетело и что он, по правде, и не понял того, что мужик ответил.
Умилилось сердце мое, и созерцаю
всю жизнь мою в сию
минуту, како бы вновь ее
всю изживая…
«Вы спрашиваете, что я именно ощущал в ту
минуту, когда у противника прощения просил, — отвечаю я ему, — но я вам лучше с самого начала расскажу, чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему
все, что произошло у меня с Афанасием и как поклонился ему до земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, — что уже во время поединка мне легче было, ибо начал я еще дома, и раз только на эту дорогу вступил, то
все дальнейшее пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
Но еще не
минуло и трех часов пополудни, как совершилось нечто, о чем упомянул я еще в конце прошлой книги, нечто, до того никем у нас не ожиданное и до того вразрез всеобщему упованию, что, повторяю, подробная и суетная повесть о сем происшествии даже до сих пор с чрезвычайною живостию вспоминается в нашем городе и по
всей нашей окрестности.
Те давно уже вымолвили сие безнадежное слово, и хуже
всего было то, что с каждою почти
минутой обнаруживалось и возрастало при этом слове некое торжество.
Правда, это существо столь долго стояло пред ним как идеал бесспорный, что
все юные силы его и
все стремление их и не могли уже не направиться к этому идеалу исключительно, а
минутами так даже и до забвения «
всех и
вся».
Не захочу, однако же, умолчать при сем случае и о некотором странном явлении, хотя и мгновенно, но
все же обнаружившемся в эту роковую и сбивчивую для Алеши
минуту в уме его.
Великое горе души его поглощало
все ощущения, какие только могли зародиться в сердце его, и если только мог бы он в сию
минуту дать себе полный отчет, то и сам бы догадался, что он теперь в крепчайшей броне против всякого соблазна и искушения.
— Да что это у тебя за
минута, и какая такая там «весть», можно спросить, аль секрет? — с любопытством ввернул опять Ракитин, изо
всей силы делая вид, что и внимания не обращает на щелчки, которые в него летели беспрерывно.
— Да за что мне любить-то вас? — не скрывая уже злобы, огрызнулся Ракитин. Двадцатипятирублевую кредитку он сунул в карман, и пред Алешей ему было решительно стыдно. Он рассчитывал получить плату после, так чтобы тот и не узнал, а теперь от стыда озлился. До сей
минуты он находил весьма политичным не очень противоречить Грушеньке, несмотря на
все ее щелчки, ибо видно было, что она имела над ним какую-то власть. Но теперь и он рассердился...
Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на
всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же
минуту своего восторга.
И никогда, никогда не мог забыть Алеша во
всю жизнь свою потом этой
минуты.
Он подозревал тогда весьма верно, что она и сама находится в какой-то борьбе, в какой-то необычайной нерешительности, на что-то решается и
все решиться не может, а потому и не без основания предполагал, замирая сердцем, что
минутами она должна была просто ненавидеть его с его страстью.
— Какие страшные трагедии устраивает с людьми реализм! — проговорил Митя в совершенном отчаянии. Пот лился с его лица. Воспользовавшись
минутой, батюшка весьма резонно изложил, что хотя бы и удалось разбудить спящего, но, будучи пьяным, он
все же не способен ни к какому разговору, «а у вас дело важное, так уж вернее бы оставить до утреца…». Митя развел руками и согласился.
Замечательно еще то, что эти самые люди с высокими сердцами, стоя в какой-нибудь каморке, подслушивая и шпионя, хоть и понимают ясно «высокими сердцами своими»
весь срам, в который они сами добровольно залезли, но, однако, в ту
минуту по крайней мере, пока стоят в этой каморке, никогда не чувствуют угрызений совести.
— Я только умоляю вас, сударыня, меня выслушать, дайте мне только две
минуты свободного разговора, чтоб я мог сперва изложить вам
все,
весь проект, с которым пришел.
Митя припоминал потом сам, что ум его был в ту
минуту ясен необыкновенно и соображал
все до последней подробности, схватывал каждую черточку.
— Вот он так всегда жмет, всегда так! — весело отозвалась, еще робко улыбаясь, Грушенька, кажется вдруг убедившаяся по виду Мити, что тот не будет буянить, с ужасным любопытством и
все еще с беспокойством в него вглядываясь. Было что-то в нем чрезвычайно ее поразившее, да и вовсе не ожидала она от него, что в такую
минуту он так войдет и так заговорит.
Митя, у которого в руке
все еще скомканы были кредитки, очень
всеми и особенно панами замеченные, быстро и конфузливо сунул их в карман. Он покраснел. В эту самую
минуту хозяин принес откупоренную бутылку шампанского на подносе и стаканы. Митя схватил было бутылку, но так растерялся, что забыл, что с ней надо делать. Взял у него ее уже Калганов и разлил за него вино.
— Тржи, панове, тржи! Слушай, пане, вижу, что ты человек разумный. Бери три тысячи и убирайся ко
всем чертям, да и Врублевского с собой захвати — слышишь это? Но сейчас же, сию же
минуту, и это навеки, понимаешь, пане, навеки вот в эту самую дверь и выйдешь. У тебя что там: пальто, шуба? Я тебе вынесу. Сию же секунду тройку тебе заложат и — до видзенья, пане! А?