— Marie, — вскричал он, держа на руках ребенка, — кончено с старым бредом,
с позором и мертвечиной! Давай трудиться и на новую дорогу втроем, да, да!.. Ах, да: как же мы его назовем, Marie?
Неточные совпадения
Та
с жаром приняла его, но он и тут постыдно обманул ее ожидания: просидел всего пять минут, молча, тупо уставившись в землю и глупо улыбаясь, и вдруг, не дослушав ее и на самом интересном месте разговора, встал, поклонился как-то боком, косолапо, застыдился в прах, кстати уж задел и грохнул об пол ее дорогой наборный рабочий столик, разбил его и вышел, едва живой от
позора.
«Вы, говорит, нарочно выбрали самое последнее существо, калеку, покрытую вечным
позором и побоями, — и вдобавок зная, что это существо умирает к вам от комической любви своей, — и вдруг вы нарочно принимаетесь ее морочить, единственно для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет!» Чем, наконец, так особенно виноват человек в фантазиях сумасшедшей женщины,
с которой, заметьте, он вряд ли две фразы во всё время выговорил!
Он
позора не находит уйти от меня
с барьера!
— Друг мой, я сказал уже, что мне ничего не жаль, ma carrière est finie. [Мой жизненный путь закончен (фр.).]
С того часа в Скворешниках, как она простилась со мною, мне не жаль моей жизни… но
позор,
позор, que dira-t-elle, [что скажет она (фр.).] если узнает?
— С шеи, господа, взял, с шеи, вот с этой самой моей шеи… Здесь они были у меня на шее, зашиты в тряпку и висели на шее, уже давно, уже месяц, как я их на шее со стыдом и
с позором носил!
Что это? знакомый голос… Оглядываюсь. так и есть! он, он, проницательный читатель, так недавно изгнанный
с позором за незнание ни аза в глаза по части художественности; он уж опять тут, и опять с своею прежнею проницательностью, он уж опять что-то знает!
Неточные совпадения
Я сделала дурно и потому не хочу счастия, не хочу развода и буду страдать
позором и разлукой
с сыном».
Он быстро вскочил. «Нет, это так нельзя! — сказал он себе
с отчаянием. — Пойду к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и не лучше ли остановиться? Всё лучше, чем вечное несчастие,
позор, неверность!!»
С отчаянием в сердце и со злобой на всех людей, на себя, на нее он вышел из гостиницы и поехал к ней.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая
позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и
с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
—
Позор и срам! — отвечал полковник. — Одного боишься, — это встречаться
с Русскими за границей. Этот высокий господин побранился
с доктором, наговорил ему дерзости за то, что тот его не так лечит, и замахнулся палкой. Срам просто!
«И стыд и
позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд — всё спасается смертью. Умереть — и он будет раскаиваться, будет жалеть, будет любить, будет страдать за меня».
С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца
с левой руки, живо
с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти.