Неточные совпадения
Со строгим
видом они объявили ей, что рассмотрели дело о ее журнале и принесли
по этому делу решение.
Все письма его были коротенькие, сухие, состояли из одних лишь распоряжений, и так как отец с сыном еще с самого Петербурга были, по-модному, на ты, то и письма Петруши решительно имели
вид тех старинных предписаний прежних помещиков из столиц их дворовым людям, поставленным ими в управляющие их имений.
Я попросил его выпить воды; я еще не видал его в таком
виде. Всё время, пока говорил, он бегал из угла в угол
по комнате, но вдруг остановился предо мной в какой-то необычайной позе.
Шигалев хотя и узнал меня, но сделал
вид, что не знает, и наверно не
по вражде, а так.
Необычайная учтивость губернаторши, без сомнения, заключала в себе явную и остроумную в своем роде колкость; так все поняли; так поняла, должно быть, и Варвара Петровна; но по-прежнему никого не замечая и с самым непоколебимым
видом достоинства приложилась она ко кресту и тотчас же направилась к выходу.
Но одною рукой возьмет, а другою протянет вам уже двадцать рублей, в
виде пожертвования в один из столичных комитетов благотворительности, где вы, сударыня, состоите членом… так как и сами вы, сударыня, публиковались в «Московских ведомостях», что у вас состоит здешняя,
по нашему городу, книга благотворительного общества, в которую всякий может подписываться…
— Хорошо, я больше не буду, — промолвил Николай Всеволодович. Петр Степанович усмехнулся, стукнул
по коленке шляпой, ступил с одной ноги на другую и принял прежний
вид.
—
По чрезвычайному дождю грязь
по здешним улицам нестерпимая, — доложил Алексей Егорович, в
виде отдаленной попытки в последний раз отклонить барина от путешествия. Но барин, развернув зонтик, молча вышел в темный, как погреб, отсырелый и мокрый старый сад. Ветер шумел и качал вершинами полуобнаженных деревьев, узенькие песочные дорожки были топки и скользки. Алексей Егорович шел как был, во фраке и без шляпы, освещая путь шага на три вперед фонариком.
— Н-нет… Я не очень боюсь… Но ваше дело совсем другое. Я вас предупредил, чтобы вы все-таки имели в
виду. По-моему, тут уж нечего обижаться, что опасность грозит от дураков; дело не в их уме: и не на таких, как мы с вами, у них подымалась рука. А впрочем, четверть двенадцатого, — посмотрел он на часы и встал со стула, — мне хотелось бы сделать вам один совсем посторонний вопрос.
Теперь же необыкновенно строгий
вид Николая Всеволодовича до того был убедителен, что даже озноб пробежал
по спине капитана.
«Да хоть бы и сто хромоножек, — кто молод не был!» Ставили на
вид почтительность Николая Всеволодовича к матери, подыскивали ему разные добродетели, с благодушием говорили об его учености, приобретенной в четыре года
по немецким университетам.
Наши дамы стеснились у самой решетки, весело и смешливо шушукая. Стоявших на коленях и всех других посетителей оттеснили или заслонили, кроме помещика, который упорно остался на
виду, ухватясь даже руками за решетку. Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин
по крайней мере рассматривал в бинокль. Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими маленькими глазками.
Прибыв в пустой дом, она обошла комнаты в сопровождении верного и старинного Алексея Егоровича и Фомушки, человека, видавшего
виды и специалиста
по декоративному делу. Начались советы и соображения: что из мебели перенести из городского дома; какие вещи, картины; где их расставить; как всего удобнее распорядиться оранжереей и цветами; где сделать новые драпри, где устроить буфет, и один или два? и пр., и пр. И вот, среди самых горячих хлопот, ей вдруг вздумалось послать карету за Степаном Трофимовичем.
По ее настоянию были, например, проведены две или три меры, чрезвычайно рискованные и чуть ли не противозаконные, в
видах усиления губернаторской власти.
— А-а! — приподнялся Кармазинов с дивана, утираясь салфеткой, и с
видом чистейшей радости полез лобызаться — характерная привычка русских людей, если они слишком уж знамениты. Но Петр Степанович помнил
по бывшему уже опыту, что он лобызаться-то лезет, а сам подставляет щеку, и потому сделал на сей раз то же самое; обе щеки встретились. Кармазинов, не показывая
виду, что заметил это, уселся на диван и с приятностию указал Петру Степановичу на кресло против себя, в котором тот и развалился.
— Запнулся! — захохотал Ставрогин. — Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете
по пальцам, из каких сил кружки составляются? Всё это чиновничество и сентиментальность — всё это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под
видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха-ха-ха!
И хотя во время совершения таинства сохраняла всегда «самый наглый
вид», так что конфузила причет, но
по совершении обряда шампанское непременно выносила сама (для того и являлась и рядилась), и попробовали бы вы, взяв бокал, не положить ей «на кашу».
То были, — так как теперь это не тайна, — во-первых, Липутин, затем сам Виргинский, длинноухий Шигалев — брат госпожи Виргинской, Лям-шин и, наконец, некто Толкаченко — странная личность, человек уже лет сорока и славившийся огромным изучением народа, преимущественно мошенников и разбойников, ходивший нарочно
по кабакам (впрочем, не для одного изучения народного) и щеголявший между нами дурным платьем, смазными сапогами, прищуренно-хитрым
видом и народными фразами с завитком.
По поводу посторонних у меня тоже есть одна мысль, что вышеозначенные члены первой пятерки наклонны были подозревать в этот вечер в числе гостей Виргинского еще членов каких-нибудь им неизвестных групп, тоже заведенных в городе,
по той же тайной организации и тем же самым Верховенским, так что в конце концов все собравшиеся подозревали друг друга и один пред другим принимали разные осанки, что и придавало всему собранию весьма сбивчивый и даже отчасти романический
вид.
Верховенский замечательно небрежно развалился на стуле в верхнем углу стола, почти ни с кем не поздоровавшись.
Вид его был брезгливый и даже надменный. Ставрогин раскланялся вежливо, но, несмотря на то что все только их и ждали, все как
по команде сделали
вид, что их почти не примечают. Хозяйка строго обратилась к Ставрогину, только что он уселся.
— Я хотел изложить собранию мою книгу
по возможности в сокращенном
виде; но вижу, что потребуется еще прибавить множество изустных разъяснений, а потому всё изложение потребует
по крайней мере десяти вечеров,
по числу глав моей книги.
— А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются
по крайней мере глаз на глаз, а не в незнакомом обществе двадцати человек! — брякнул хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенский быстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным
видом.
Они должны были разъяснить наше главное знамя (какое? бьюсь об заклад, бедняжка так ничего и не сочинила), перейти в
виде корреспонденции в столичные газеты, умилить и очаровать высшее начальство, а затем разлететься
по всем губерниям, возбуждая удивление и подражание.
Ожидали с слишком уже торжественным
видом — что уже само
по себе всегда дурной признак.
Он важно расхаживал
по залам, присматривался и прислушивался и старался показать
вид, что приехал более для наблюдения нравов, чем для несомненного удовольствия.
Петр Степанович явился только в половине девятого. Быстрыми шагами подошел он к круглому столу пред диваном, за которым разместилась компания; шапку оставил в руках и от чаю отказался.
Вид имел злой, строгий и высокомерный. Должно быть, тотчас же заметил
по лицам, что «бунтуют».
Он поднял глаза и, к удивлению, увидел пред собою одну даму — une dame et elle en avait l’air [она именно имела
вид дамы (фр.).] — лет уже за тридцать, очень скромную на
вид, одетую по-городскому, в темненькое платье и с большим серым платком на плечах.
Поутру горничная передала Дарье Павловне, с таинственным
видом, письмо. Это письмо,
по ее словам, пришло еще вчера, но поздно, когда все уже почивали, так что она не посмела разбудить. Пришло не
по почте, а в Скворешники через неизвестного человека к Алексею Егорычу. А Алексей Егорыч тотчас сам и доставил, вчера вечером, ей в руки, и тотчас же опять уехал в Скворешники.
Начали быстро собираться, чтобы поспеть к полуденному поезду. Но не прошло получаса, как явился из Скворешников Алексей Егорыч. Он доложил, что Николай Всеволодович «вдруг» приехали поутру, с ранним поездом, и находятся в Скворешниках, но «в таком
виде, что на вопросы не отвечают, прошли
по всем комнатам и заперлись на своей половине…»