Неточные совпадения
Варвара Петровна похвалила и поблагодарила его за
прекрасную мысль, а Даша
была в восторге.
В этой натуре, конечно,
было много
прекрасных стремлений и самых справедливых начинаний; но всё в ней как бы вечно искало своего уровня и не находило его, всё
было в хаосе, в волнении, в беспокойстве.
— Ах, простите, пожалуйста, я совсем не то слово сказала; вовсе не смешное, а так… (Она покраснела и сконфузилась.) Впрочем, что же стыдиться того, что вы
прекрасный человек? Ну, пора нам, Маврикий Николаевич! Степан Трофимович, через полчаса чтобы вы у нас
были. Боже, сколько мы
будем говорить! Теперь уж я ваш конфидент, и обо всем, обо всем,понимаете?
— И мне тем более приятно, — почти уже с восторгом продолжала свой лепет Юлия Михайловна, даже вся покраснев от приятного волнения, — что, кроме удовольствия
быть у вас, Лизу увлекает теперь такое
прекрасное, такое, могу сказать, высокое чувство… сострадание… (она взглянула на «несчастную»)… и… на самой паперти храма…
— И если бы всегда подле Nicolas (отчасти
пела уже Варвара Петровна) находился тихий, великий в смирении своем Горацио, — другое
прекрасное выражение ваше, Степан Трофимович, — то, может
быть, он давно уже
был бы спасен от грустного и «внезапного демона иронии», который всю жизнь терзал его.
Комната Марьи Тимофеевны
была вдвое более той, которую занимал капитан, и меблирована такою же топорною мебелью; но стол пред диваном
был накрыт цветною нарядною скатертью; на нем горела лампа; по всему полу
был разостлан
прекрасный ковер; кровать
была отделена длинною, во всю комнату, зеленою занавесью, и, кроме того, у стола находилось одно большое мягкое кресло, в которое, однако, Марья Тимофеевна не садилась.
Это
был еще молоденький мальчик, лет девятнадцати, никак не более, очень, должно
быть, хорошенький собой, с густыми белокурыми волосами, с правильным овальным обликом, с чистым
прекрасным лбом.
Et puis, mon ami, [мои враги… и затем к чему этот прокурор, эта свинья прокурор наш, который два раза
был со мной невежлив и которого в прошлом году с удовольствием поколотили у этой очаровательной и
прекрасной Натальи Павловны, когда он спрятался в ее будуаре.
— Господин Кармазинов, — раздался вдруг один свежий юный голос из глубины залы. Это
был голос очень молоденького учителя уездного училища,
прекрасного молодого человека, тихого и благородного, у нас недавнего еще гостя. Он даже привстал с места. — Господин Кармазинов, если б я имел счастие так полюбить, как вы нам описали, то, право, я не поместил бы про мою любовь в статью, назначенную для публичного чтения…
— Messieurs, последнее слово этого дела —
есть всепрощение. Я, отживший старик, я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что
прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей?
— Не я ли, не я ли сейчас объявил, что энтузиазм в молодом поколении так же чист и светел, как
был, и что оно погибает, ошибаясь лишь в формах
прекрасного! Мало вам? И если взять, что провозгласил это убитый, оскорбленный отец, то неужели, — о коротенькие, — неужели можно стать выше в беспристрастии и спокойствии взгляда?.. Неблагодарные… несправедливые… для чего, для чего вы не хотите мириться!..
Неточные совпадения
Хлестаков. Для такой
прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли
быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно не стул, а трон.
Чем далее лилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов. «
Были между ними, — говорит летописец, — старики седые и плакали горько, что сладкую волю свою прогуляли;
были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те тоже плакали. Тут только познали все, какова такова
прекрасная воля
есть». Когда же раздались заключительные стихи песни:
Каким образом об этих сношениях
было узнано — это известно одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно
прекрасное утро Глупов
был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
Вообще Михайлов своим сдержанным и неприятным, как бы враждебным, отношением очень не понравился им, когда они узнали его ближе. И они рады
были, когда сеансы кончились, в руках их остался
прекрасный портрет, а он перестал ходить. Голенищев первый высказал мысль, которую все имели, именно, что Михайлов просто завидовал Вронскому.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою
прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы
спеть.