А она готова на эту борьбу, тоскует по ней и постоянно страшится, чтоб ее
тихое счастье с Штольцем не превратилось во что-то, подходящее к обломовской апатии.
— Мы прекрасно доехали и вас не беспокоили, — отвечал Сергей Иванович. — Я так пылен, что боюсь дотронуться. Я был так занят, что и не знал, когда вырвусь. А вы по-старому, — сказал он улыбаясь, — наслаждаетесь
тихим счастьем вне течений в своем тихом затоне. Вот и наш приятель Федор Васильич собрался наконец.
Лицо Обломова вдруг облилось румянцем счастья: мечта была так ярка, жива, поэтична, что он мгновенно повернулся лицом к подушке. Он вдруг почувствовал смутное желание любви,
тихого счастья, вдруг зажаждал полей и холмов своей родины, своего дома, жены и детей…
«Ничего больше не надо для счастья, — думал он, — умей только остановиться вовремя, не заглядывать вдаль. Так бы сделал другой на моем месте. Здесь все есть для
тихого счастья — но… это не мое счастье!» Он вздохнул. «Глаза привыкнут… воображение устанет, — и впечатление износится… иллюзия лопнет, как мыльный пузырь, едва разбудив нервы!..»
Для Петра началось молодое
тихое счастье, но сквозь это счастье все же пробивалась какая-то тревога: в самые светлые минуты он улыбался так, что сквозь эту улыбку виднелось грустное сомнение, как будто он не считал этого счастья законным и прочным.
–… так что вы, Алексей Иванович, даже и вообразить не можете нашей радости при этом даре господнем-с! Для меня она все составила своим появлением, так что если б и исчезло по воле божьей мое
тихое счастье, — так вот, думаю, останется мне Лиза; вот что по крайней мере я твердо знал-с!
Неточные совпадения
Наступило молчание. Она всё чертила мелом по столу. Глаза ее блестели
тихим блеском. Подчиняясь ее настроению, он чувствовал во всем существе своем всё усиливающееся напряжение
счастия.
Пиво, вкусное и в меру холодное, подала широкобедрая, пышногрудая девица, с ласковыми глазами на большом, румяном лице. Пухлые губы ее улыбались как будто нежно или — утомленно. Допустимо, что это утомление от
счастья жить ни о чем не думая в чистенькой,
тихой стране, — жить в ожидании неизбежного
счастья замужества…
Она поглядела на него молча, как будто поверяла слова его, сравнила с тем, что у него написано на лице, и улыбнулась; поверка оказалась удовлетворительною. На лице ее разлито было дыхание
счастья, но мирного, которое, казалось, ничем не возмутишь. Видно, что у ней не было тяжело на сердце, а только хорошо, как в природе в это
тихое утро.
Что ж это
счастье… вся жизнь… — говорила она все тише-тише, стыдясь этих вопросов, — все эти радости, горе… природа… — шептала она, — все тянет меня куда-то еще; я делаюсь ничем не довольна…
Она все сидела, точно спала — так тих был сон ее
счастья: она не шевелилась, почти не дышала. Погруженная в забытье, она устремила мысленный взгляд в какую-то
тихую, голубую ночь, с кротким сиянием, с теплом и ароматом. Греза
счастья распростерла широкие крылья и плыла медленно, как облако в небе, над ее головой.