Неточные совпадения
Это дает мне более свободы в моем изложении, позволит подробнее и вернее проследить дух и направление
журнала,
оставит более простора соображениям критическим и собственно литературным.
Но даже если мы
оставим в стороне это обстоятельство, то и тогда нельзя не видеть, что образ мыслей и воззрений императрицы не мог не иметь сильного влияния на дух
журнала, издававшегося одним из приближенных к ней лиц и которого большую часть она сама наполняла своими литературными трудами.
Неточные совпадения
— Я не такой теперь… что был тогда, Андрей, — сказал он наконец, — дела мои, слава Богу, в порядке: я не лежу праздно, план почти кончен, выписываю два
журнала; книги, что ты
оставил, почти все прочитал…
В карцер я, положим, попал скоро. Горячий француз, Бейвель, обыкновенно в течение урока
оставлял по нескольку человек, но часто забывал записывать в
журнал. Так же он
оставил и меня. Когда после урока я вместе с Крыштановичем подошел в коридоре к Журавскому, то оказалось, что я в списке не числюсь.
Пусть историки литературы восхищаются бойкостью, остроумием и благородством сатирических
журналов и вообще сатиры екатерининского времени; но пусть же не
оставляют они без внимания и жизненных явлений, указанных нами. Пусть они скажут нам, отчего этот разлад, отчего у нас это бессилие, эта бесплодность литературы? Неужели они не найдут другого, более обстоятельного и практического объяснения, кроме пошлой сентенции, приводимой г. Афанасьевым, — что «предрассудки живучи»?
Чарский был один из коренных жителей Петербурга. Ему не было еще тридцати лет; он не был женат; служба не обременяла его. Покойный дядя его, бывший виц-губернатором в хорошее время,
оставил ему порядочное имение. Жизнь его могла быть очень приятна; но он имел несчастие писать и печатать стихи. В
журналах звали его поэтом, а в лакейских сочинителем.
Милостивый государь, вы стоите слишком высоко в мнении всех мыслящих людей, каждое слово, вытекающее из вашего благородного пера, принимается европейскою демократиею с слишком полным и заслуженным доверием, чтобы в деле, касающемся самых глубоких моих убеждений, мне было возможно молчать и
оставить без ответа характеристику русского народа, помещенную вами в вашей легенде о Костюшке [В фельетоне
журнала «L’Evénement» от 28 августа до 15 сентября 1851.