Неточные совпадения
Во всяком случае, гораздо лучше, по нашему мнению, разобрать басню и сказать: «Вот какая мораль в ней содержится, и эта мораль кажется нам хороша или дурна, и вот почему», — нежели решить с самого
начала: в этой басне должна
быть такая-то мораль (например, почтение к родителям), и вот как должна она
быть выражена (например, в виде птенца, ослушавшегося матери и выпавшего из гнезда); но эти условия не соблюдены, мораль не та (например, небрежность родителей о детях) или высказана не так (например, в примере кукушки, оставляющей свои яйца в чужих гнездах), — значит, басня не годится.
Как видите, придумано недурно для отживающих стариков: покамест такое
начало живет в критике, они могут
быть уверены, что не
будут считаться совсем отсталыми, что бы ни происходило в литературном мире.
Тогда и критика смиренно признает их достоинства; а до тех пор она должна находиться в положении несчастных неаполитанцев в
начале нынешнего сентября, — которые хоть и знают, что не нынче так завтра к ним Гарибальди придет, а все-таки должны признавать Франциска своим королем, пока его королевскому величеству не угодно
будет оставить свою столицу.
Точно так же не
буду я вашим подсудимым и в том случае, когда вы
начнете описывать меня, желая дать обо мне понятие вашим знакомым.
Так
было и в устройстве жизни: более ловкие продолжали отыскивать свое благо, другие сидели, принимались за то, за что не следовало, проигрывали; общий праздник жизни нарушался с самого
начала; многим стало не до веселья; многие пришли к убеждению, что к веселью только те и призваны, кто ловко танцует.
Литератору до сих пор предоставлена
была небольшая роль в этом движении человечества к естественным
началам, от которых оно отклонилось.
С течением времени человечество все более и более освобождается от искусственных искажений и приближается к естественным требованиям и воззрениям: мы уже не видим таинственных сил в каждом лесе и озере, в громе и молнии, в солнце и звездах; мы уже не имеем в образованных странах каст и париев; мы не перемешиваем отношений двух полов, подобно народам Востока; мы не признаем класса рабов существенной принадлежностью государства, как
было у греков и римлян; мы отрицаемся от инквизиционных
начал, господствовавших в средневековой Европе.
Меры обременительные, стесняющие народ в его правах, могут
быть вызваны, вопреки требованию народной жизни, просто действием произвола, сообразно выгодам привилегированного меньшинства, которое пользуется стеснением других; но меры, которыми уменьшаются привилегии и расширяются общие права, не могут иметь свое
начало не в чем ином, как в прямых и неотступных требованиях народной жизни, неотразимо действующих на привилегированное меньшинство, даже вопреки его личным, непосредственным выгодам.
Общее положение литературы отразилось, разумеется, отчасти и на Островском; оно, может
быть, во многом объясняет ту долю неопределенности некоторых следующих его пьес, которая подала повод к таким нападкам на него в
начале пятидесятых годов.
Их жизнь течет так ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат, потому что не доходят до них; царства могут рушиться, новые страны открываться, лицо земли может изменяться, как ему угодно, мир может
начать новую жизнь на новых
началах, — обитатели городка Калинова
будут себе существовать по-прежнему в полнейшем неведении об остальном мире.
Анархия осталась бы та же, потому что в обществе все-таки разумных
начал не
было бы, озорничества продолжались бы по-прежнему; но половина людей принуждена
была бы страдать от них и постоянно питать их собою, своим смирением и угодливостью.
Эта черта чрезвычайно выразительно проявляется в «Грозе», в сцене Кабановой с детьми, когда она, в ответ на покорное замечание сына: «Могу ли я, маменька, вас ослушаться», возражает: «Не очень-то нынче старших-то уважают!» — и затем
начинает пилить сына и невестку, так что душу вытягивает у постороннего зрителя.
Но в «темном царстве» здравый смысл ничего не значит: с «преступницею» приняли меры, совершенно ему противные, но обычные в том быту: муж, по повелению матери, побил маненько свою жену, свекровь заперла ее на замок и
начала есть поедом…
В монологах Катерины видно, что у ней и теперь нет ничего формулированного; она до конца водится своей натурой, а не заданными решениями, потому что для решений ей бы надо
было иметь логические твердые основания, а между тем всё
начала, которые ей даны для теоретических рассуждений, решительно противны ее натуральным влечениям.
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому, ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал,
пить начал, потом — застудился зимою…
Неточные совпадения
Городничий. Да, там, говорят,
есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как
начнешь есть.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад тому пять лет
была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что
начала строиться, но сгорела.
«Давай!
Начни с хозяюшки». // «
Пьешь водку, Тимофеевна?»
«Скажи, служивый, рано ли // Начальник просыпается?» // — Не знаю. Ты иди! // Нам говорить не велено! — // (Дала ему двугривенный). // На то у губернатора // Особый
есть швейцар. — // «А где он? как назвать его?» // — Макаром Федосеичем… // На лестницу поди! — // Пошла, да двери заперты. // Присела я, задумалась, // Уж
начало светать. // Пришел фонарщик с лестницей, // Два тусклые фонарика // На площади задул.
Приходит немец: «Только-то?..» // И
начал нас по-своему, // Не торопясь,
пилить.