Неточные совпадения
Стал на одном: нет да нет!
— Хозяйка, — сказал он, бросая
на пол связку хвороста, старых ветвей и засохнувшего камыша, —
на вот тебе топлива: берегом идучи, подобрал. Ну-ткась, вы, много ли дела наделали? Я чай, все более языком выплетали… Покажь: ну нет, ладно, поплавки знатные и неводок, того, годен теперь
стал… Маловато только что-то сработали… Утро, кажись, не
один час: можно бы и весь невод решить… То-то, по-вашему: день рассвел — встал да поел, день прошел — спать пошел… Эх, вы!
Не знаю, может статься, Акиму показалось наконец обидным невнимание Глеба, или попросту прискучило долго жить
на одном месте, или же, наконец, так уж совсем упал духом, но только к концу этого срока
стал он обнаруживать еще меньше усердия.
Дядя Аким хотел еще что-то сказать, но голос его
стал мешаться, и речь его вышла без складу.
Одни мутные, потухающие глаза все еще устремлялись
на мальчика; но наконец и те
стали смежаться…
— Так
стало… ты здесь
одна была? — нерешительно проговорил Ваня, украдкою взглядывая
на озеро.
Дело в том, что с минуты
на минуту ждали возвращения Петра и Василия, которые обещали прийти
на побывку за две недели до Святой: оставалась между тем
одна неделя, а они все еще не являлись. Такое промедление было тем более неуместно с их стороны, что путь через Оку
становился день ото дня опаснее. Уже поверхность ее затоплялась водою, частию выступавшею из-под льда, частию приносимою потоками, которые с ревом и грохотом низвергались с нагорного берега.
— Нет, любезный, не говори этого. Пустой речи недолог век. Об том, что вот он говорил, и деды и прадеды наши знали; уж коли да весь народ веру дал,
стало, есть в том какая ни
на есть правда.
Один человек солжет, пожалуй: всяк человек — ложь, говорится, да только в одиночку; мир правду любит…
— Нет, Васька дома останется взамен Гришки. Отпущу я его
на заработки! А самому небось батрака нанимать, нет, жирно будет! Они и без того денег почитай что не несут… Довольно и того, коли
один Петрушка пойдет в «рыбацкие слободы»… Ну, да не об этом толк совсем! Пойдут,
стало быть, Васькины рубахи; а я от себя целковика два приложу: дело ихнее — походное, понадобится — сапожишки купить либо другое что, в чем нужда встренется.
— А то как же! По-бабьи зарюмить,
стало быть? — насмешливо перебил Захар. — Ай да Глеб Савиныч! Уважил, нечего сказать!.. Ну, что ж ты, братец ты мой, поплачь хошь
одним глазком… то-то поглядел бы
на тебя!.. Э-х!.. Детина, детина, не стоишь ты алтына! — промолвил Захар.
Шествие обогнуло избу и медленно
стало подниматься в гору. Вскоре все исчезло;
один только гроб долго еще виднелся под темною линиею высокого берегового хребта и, мерно покачиваясь
на плечах родственников, как словно посылал прощальные поклоны Оке и площадке…
Привязав челнок к лодке, Захар и Гришка ловко перебрались в нее; из лодки перешли они
на плоты и
стали пробираться к берегу, придерживаясь руками за бревна и связи, чтобы не скатиться в воду, которая с диким ревом набегала
на плоты, страшно сшибала их друг с другом и накренивала их так сильно, что часто
одна половина бревен подымалась
на значительную высоту, тогда как другая глубоко уходила в волны.
— Ох вы, девушки, девушки! Все-то вы
на одну стать! Не он, так слава богу! А если б он, так и нарядов бы у нас недостало! Нет, матушка, сегодня будет какой-то пан Тишкевич; а от жениха твоего, пана Гонсевского, прислан из Москвы гонец. Уж не сюда ли он сбирается, чтоб обвенчаться с тобою? Нечего сказать: пора бы честным пирком да за свадебку… Что ты, что ты, родная? Христос с тобой! Что с тобой сделалось? На тебе вовсе лица нет!
Неточные совпадения
И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему
один фрак
станет, а
на рынке спустит рублей за двадцать; а о брюках и говорить нечего — нипочем идут.
— Коли всем миром велено: // «Бей!» —
стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас
на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам
одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
«Ты стань-ка, добрый молодец, // Против меня прямехонько, //
Стань на одной доске!
Скотинин. Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни
одной, котора,
став на задни ноги, не была бы выше каждого из нас целой головою.
Потом остановились
на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и
стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы —
одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».