— Жалеть его — не за что. Зря орал, ну и получил, сколько следовало… Я его знаю: он — парень хороший, усердный, здоровый и — неглуп. А рассуждать — не его дело: рассуждать я могу, потому что я — хозяин. Это
не просто, хозяином-то быть!.. От зуботычины он не помрет, а умнее будет… Так-то… Эх, Фома! Младенец ты… ничего не понимаешь… надо учить тебя жить-то… Может, уж немного осталось веку моего на земле…
Неточные совпадения
За девять лет супружества жена родила ему четырех дочерей, но все они умерли. С трепетом ожидая рождения, Игнат мало горевал об их смерти — они были
не нужны ему. Жену он бил уже на второй год свадьбы, бил сначала под пьяную руку и без злобы, а
просто по пословице: «люби жену — как душу, тряси ее — как грушу»; но после каждых родов у него, обманутого в ожиданиях, разгоралась ненависть к жене, и он уже бил ее с наслаждением, за то, что она
не родит ему сына.
Мальчик знал, что крестный говорит это о человеке из земли Уц, и улыбка крестного успокаивала мальчика.
Не изломает неба,
не разорвет его тот человек своими страшными руками… И Фома снова видит человека — он сидит на земле, «тело его покрыто червями и пыльными струпьями, кожа его гноится». Но он уже маленький и жалкий, он
просто — как нищий на церковной паперти…
Объединенные восторгом, молчаливо и внимательно ожидающие возвращения из глубины неба птиц, мальчики, плотно прижавшись друг к другу, далеко — как их голуби от земли — ушли от веяния жизни; в этот час они
просто — дети,
не могут ни завидовать, ни сердиться; чуждые всему, они близки друг к другу, без слов, по блеску глаз, понимают свое чувство, и — хорошо им, как птицам в небе.
— О чем мне говорить, ежели я ничего
не знаю! —
просто сказал Фома.
— Мне — ничего
не надо… А тебе — надо меня слушать… По бабьим делам я вполне могу быть учителем… С бабой надо очень
просто поступать — бутылку водки ей, закусить чего-нибудь, потом пару пива поставь и опосля всего — деньгами дай двугривенный. За эту цену она тебе всю свою любовь окажет как нельзя лучше…
Он
не понимал назначения ее слов: обидеть она хотела ими его или так
просто сказала?
— Ну, поехала!
Просто я еще
не осмотрелся…
—
Не даришь? Ишь ты… Неужто она
просто так, по любви живет с тобой?
— Я —
не несчастный… — твердо возразил он. — Я
просто не привык еще жить…
—
Не то чтобы секреты, а…
не надлежит мне быть легкомысленным… Ч-черт! А ведь… меня эта история оживила… Право же, Немезида даже и тогда верна себе, когда она
просто лягается, как лошадь…
—
Просто — рано… Я лгать
не буду, прямо говорю — люблю за деньги, за подарки… Можно и так любить… да. Ты подожди, — я присмотрюсь к тебе и, может, полюблю бесплатно… А пока —
не обессудь… мне, по моей жизни, много денег надо…
Он хозяин тут над всеми, и если примется работать сам — никто
не поверит, что он работает
просто из охоты, а
не для того, чтоб подогнать их, показать им пример.
Это вырвалось у Фомы совершенно неожиданно для него; раньше он никогда
не думал ничего подобного. Но теперь, сказав крестному эти слова, он вдруг понял, что, если б крестный взял у него имущество, — он стал бы совершенно свободным человеком, мог бы идти, куда хочется, делать, что угодно… До этой минуты он был опутан чем-то, но
не знал своих пут,
не умел сорвать их с себя, а теперь они сами спадают с него так легко и
просто. В груди его вспыхнула тревожная и радостная надежда, он бессвязно бормотал...
Из темных уст старика забила трепетной, блестящей струей знакомая Фоме уверенная, бойкая речь. Он
не слушал, охваченный думой о свободе, которая казалась ему так
просто возможной. Эта дума впилась ему в мозг, и в груди его все крепло желание порвать связь свою с мутной и скучной жизнью, с крестным, пароходами, кутежами — со всем, среди чего ему было душно жить.
Фома был спокоен, говорил уверенно; ему казалось, что, коли он так решил, —
не сможет крестный помешать ему. Но Маякин выпрямился на стуле и сказал — тоже
просто и спокойно...
— Н-да-а! — протянул Фома. — Очень они
не похожи на других… Вежливы… Господа вроде… И рассуждают правильно… С понятием… А ведь
просто — рабочие!..
— Эти простые люди, — медленно и задумчиво говорил Фома,
не вслушиваясь в речь товарища, поглощенный своими думами, — они, ежели присмотреться к ним, — ничего! Даже очень… Любопытно… Мужики… рабочие… ежели их так
просто брать — все равно как лошади… Везут себе, пыхтят…
— Я? Все равно мне… Я к тому, что барственно как-то, когда сигара… Я
просто так сказал, — смешно мне… Этакий солидный старичина, борода по-иностранному, сигара в зубах… Кто такой? Мой сынишка — хе-хе-хе! — Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, —
не рано ли он радуется, так ли, как надо, относится к этому полуседому человеку? И он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.
— Никого
не звали…
Просто он на бирже пригласил — кому угодно почтить меня, — пожалуйте!
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как и быть:
просто хоть в петлю полезай.
Лука Лукич.
Не могу,
не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня
просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он
просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Анна Андреевна. А я никакой совершенно
не ощутила робости; я
просто видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Городничий. Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне
не виделось —
просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!