Неточные совпадения
Фоме понравилось то, что отец его может так скоро переменять
людей на пароходе. Он улыбнулся отцу и, сойдя вниз
на палубу, подошел к одному матросу, который, сидя
на полу, раскручивал кусок каната, делая швабру.
Фома любил смотреть, когда моют
палубу: засучив штаны по колени, матросы, со швабрами и щетками в руках, ловко бегают по
палубе, поливают ее водой из ведер, брызгают друг
на друга, смеются, кричат, падают, — всюду текут струи воды, и живой шум
людей сливается с ее веселым плеском.
Его жест смутил Фому, он поднялся из-за стола и, отойдя к перилам, стал смотреть
на палубу баржи, покрытую бойко работавшей толпой
людей. Шум опьянял его, и то смутное, что бродило в его душе, определилось в могучее желание самому работать, иметь сказочную силу, огромные плечи и сразу положить
на них сотню мешков ржи, чтоб все удивились ему…
Толпа
людей на пристани слилась в сплошное, темное и мертвое пятно без лиц, без форм, без движения. Фома отошел от перил и угрюмо стал ходить по
палубе.
Люди на лесах и
палубах что-то вязали, рубили, пилили, вбивали гвозди, везде мелькали большие руки с засученными по локти рукавами рубах.
Блоки визжали и скрипели, гремели цепи, напрягаясь под тяжестью, вдруг повисшей
на них, рабочие, упершись грудями в ручки ворота, рычали, тяжело топали по
палубе. Между барж с шумом плескались волны, как бы не желая уступать
людям свою добычу. Всюду вокруг Фомы натягивались и дрожали напряженно цепи и канаты, они куда-то ползли по
палубе мимо его ног, как огромные серые черви, поднимались вверх, звено за звеном, с лязгом падали оттуда, а оглушительный рев рабочих покрывал собой все звуки.
— Проворне, ребята, проворне! — раздался рядом с ним неприятный, хриплый голос. Фома обернулся. Толстый
человек с большим животом, стукая в
палубу пристани палкой, смотрел
на крючников маленькими глазками. Лицо и шея у него были облиты потом; он поминутно вытирал его левой рукой и дышал так тяжело, точно шел в гору.
Неточные совпадения
Поза
человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего, собственно, не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то
на палубе, невидимой зрителю.
Но всего замечательнее была в этой картине фигура
человека, стоящего
на баке [Бак — носовая часть верхней
палубы, носовая над стройка.] спиной к зрителю.
За баржею распласталась под жарким солнцем синеватая Волга, дальше — золотисто блестела песчаная отмель, река оглаживала ее; зеленел кустарник, наклоняясь к ласковой воде, а
люди на палубе точно играли в двадцать рук
на двух туго натянутых струнах, чудесно богатых звуками.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда стояло десять
человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее по
палубе к сходням
на берег.
Грузчики выпустили веревки из рук, несколько
человек, по-звериному мягко, свалилось
на палубу, другие пошли
на берег. Высокий, скуластый парень с длинными волосами, подвязанными мочалом, поравнялся с Климом, — непочтительно осмотрел его с головы до ног и спросил: